Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно он выхватил нож.
Выпад вперед — злоумышленник едва не задел меня. Чего доброго — лицо рассечет!
Мы принялись «танцевать» по комнате. Я — от него, уворачиваясь от клинка и пытаясь нанести точный удар, он — за мной с вполне понятными намерениями. Чертова темнота!.. К сожалению, в темноте мои приемы не могли сразу дать ожидаемого результата.
Наконец получилось. Я достала незнакомца ногой: от резкого удара по бедру он отпрянул назад.
У меня как раз оставалось время, чтобы подбежать к окну, выскочить наружу и, перекатившись через голову, приземлиться на ладони.
Я бросилась прочь, чувствуя лопатками, что убийца не отстает ни на шаг.
Наконец-то Брейк залился своим громогласным лаем.
— Брейк! — Я бросилась к нему навстречу.
Пес почувствовал интонации, в которых звучала просьба о помощи, бросился наперерез киллеру и сомкнул клыки на руке, державшей нож.
Раздался оглушительный выстрел.
Я обернулась. К нам спешил Николай Стольник, в одних брюках и с помповым ружьем в руках.
— Брейк, фу!
Пес отпрыгнул от тела, которое неподвижно лежало посреди двора.
— Черт, неужели наповал? Лида, зажги свет!
Вспыхнула яркая лампа над крыльцом, освещая внутренний двор. Брейк все еще лаял на неподвижно лежащего на земле человека. Подполковник подошел к нему и сдернул с его головы шерстяную маску с прорезями для глаз и рта.
Ба, знакомое лицо!
Я увидела одного из тех парней, которых я заставила уехать с фермы Александры Ивановны. Это был Красавчик с сережкой в мочке левого уха. Его красиво зачесанные прежде волосы растрепались.., когда с головы снимали шерстяной мешок с прорезями.
Стольник нагнулся над телом, в левой части груди которого зияла рана, и попытался нащупать пульс.
— Конец, — констатировал он. — Наповал, твою мать…
— Неплохо стреляете. — Я облизнула губы и пристально посмотрела на подполковника.
— Я охотник, мне только тень покажи.
— Чуть в собаку не попали.
— Да, верно. Даже не подумал про Брейка.
— Странно, что он не лаял с самого начала, когда этот человек только полез во двор.
— У Брейка был приказ — всех впускать и никого не выпускать.
— Разве такое возможно? — искренне удивилась я. — Разве собаки понимают такие команды?
— Они много чего понимают, — проговорил Стольник, ощупывая карманы лежавшего.
— Кто это? — зябко поежившись, спросила подошедшая Лида.
— Не знаю, — ответил мент.
— Он зачем-то залез в комнату, где я спала, — сказала я. — У него был пистолет и вот этот самый нож.
Лида посмотрела мне в лицо.
— Странно получается: вы впервые в нашем доме, и в эту же ночь кто-то пытается вас убить!
Николай Иванович выпрямился:
— Пойду позвоню дежурному…
Через некоторое время приехала милицейская бригада, с которой в основном разбирался хозяин.
Тело увезли, а мне пришлось подписывать протокол, состоящий из двух страниц.
— Маху дал, — сокрушался Стольник. — Если бы живым взять, то могли бы узнать, чего он хотел…
В принципе и так ясно, чего от меня хотели, — укокошить. Ребята, видимо, поняли, что все-таки я не отступила, и приняли решение пришить меня и не наживать новые проблемы.
Однако организация у них неплохая. Сумели проследить мой путь аж до самого Красноармейска и выяснить, где именно я буду ночевать. Профессиональная работа, позавидуешь.
В эту ночь, конечно, никто уже не спал. Мы решили, что я отправляюсь на ферму Александры Ивановны, куда в ближайшее время прибудет сам Николай Иванович, чтобы прояснить обстановку. Вот такие были инструкции. Ничего определенного…
Я еле дождалась шести утра и решила, что пора отправляться в путь. Никто не возражал. Особенно Лида. Она все время как-то странно смотрела на меня, а встретившись взглядом, отводила глаза. Видимо, что-то хотела сказать, но молчала.
Я села в машину и включила двигатель, обратив внимание, что ветровой треугольничек приоткрыт.
Наверное, в спешке я забыла закрыть его.
Вскоре автомобиль был готов отправиться в путь, его дыхание стало ровным, как у спящего котенка.
— Пока! — кивнула я хозяевам и тронулась с места.
Ворота тут же закрылись за мной.
Вскоре я покинула пределы славного города Красноармейска. И в нем не обошлось без приключений, в которых, как обычно, я была главным действующим лицом.
Внезапно мое внимание привлек молодой светловолосый парень с дорожной синей сумкой через плечо, стоящий на обочине и машущий рукой, словно балерина, танцующая лебедя.
Я бросила задумчивый взгляд "на сиденье пассажира, размышляя над тем, взять или не взять с собой попутчика, и обнаружила на сиденье маленький смятый клочок бумаги. Я подобрала его и собралась было выбросить в окно, как вдруг обратила внимание, что свернут он как-то по-особому и не похож на обычный мусор из корзины.
Вопрос о попутчике отпал сам собой. Парень с сожалением проводил меня взглядом и повернулся в сторону потока, отчаянно жестикулируя.
Держа левой рукой руль, правой я развернула комочек, убедившись, что это и в самом деле записка, накарябанная второпях шариковой ручкой.
Содержание ее было таковым:
«Николай Стольник держит своего сына в психиатрической больнице Красноармейска».
Выходит, у Николая Стольника есть сын, которого он спрятал от людских глаз далеко-далеко?
Но зачем мне об этом сообщают? Мне чужие проблемы совсем ни к чему, своих хватает.
Я решила остановиться. Притормозив у обочины, я стала размышлять: к чему греха таить — я была заинтригована. Оказывается, у Николая Стольника есть еще один сын, причем от законной жены Лидии, и его сдали в дурдом. Почему?
Развернувшись, я покатила обратно к городу, проезжая мимо посадок золотистого барбариса. По дороге мне опять повстречался светловолосый парень с синей спортивной сумкой: он все еще маялся на обочине, так как никто не желал брать его с собой в попутчики. Он проводил меня недоуменным взглядом и с тоской взглянул на пустынный горизонт автострады.
* * *
Психиатрическая клиника находилась на самой окраине Красноармейска. Ее окружал бетонный забор, окрашенный в желтовато-бежевый цвет. Желтый цвет успокаивает… Когда-то я слышала, как одна бабулька говорила другой, что, мол, нам всем пора жить в желтых условиях — сидеть в желтых стенах, спать на желтых простынях, есть с желтой посуды, пока мы не свихнулись окончательно…