комиссии, а только наблюдатель, так что оставьте ваши пожелания при себе. И вообще, поскромнее надо себя вести, уважаемая. Вопрос предлагаю считать закрытым. Все, хватит! Мы не можем удовлетворять ваше любопытство вечно.

После работы, когда все разъехались, мы с Кипером и Тульчинским ничего не соображали от усталости. Вдруг Кипер спросил:

— Вы что, думаете, на сегодня все подарки судьбы закончились? А вот и нет. Сейчас приду и принесу, вероятно, главный подарок.

Через две минуты Кипер принес в кабинет бутылку водки, банку соленых огурцов и половину буханки черного хлеба. Это был щедрый дар его сотрудницы, узнавшей о наших не сбывшихся накануне вечером желаниях. После второй рюмки Тульчинский неожиданно сказал:

— Обнаружив на столе отчет ДСП, ты так противно заорал, что мне даже захотелось чуть-чуть тебя ударить.

— Считаешь, я неправильно поступил, Эдуард?

— Нет, ты поступил правильно, хотя обращаться к партии как к третейскому судье… В общем, понимаешь, что я хочу сказать. Но на войне как на войне, и ты сегодня прекрасно бился. Давайте третью, чтобы эта комиссия была последней!

Давно я не пил с таким удовольствием.

На следующее утро Василий Павлович сказал нам, что на данном этапе мы свободны и можем возвращаться домой, а комиссия займется оформлением протокола.

Вернувшись в Ленинград, я позвонил по номеру телефона, который мне дал Крылов, — в КПК. Заместитель начальника отдела химии КПК при ЦК КПСС, услышав просьбу о встрече, чтобы рассказать ему, где ошибается Наталья Николаевна с химической точки зрения, ответил, что мой визит будет бесполезен, так как у него нет химического образования. (У заместителя начальника отдела химии такого авторитетного органа!) Но, если я хочу, он может организовать еще одну комиссию, и я расскажу ей все, что собирался доложить ему. Я вежливо отказался от такого подарка и понял, что в этом заведении правду искать бесполезно.

Недели через три после возвращения в Ленинград меня вызвал в Москву начальник технического отдела «Союзкаучука» Андриан Петрович Троицкий. Человек он был уникальный. Еще в восемнадцать лет, будучи студентом второго курса университета, стал начальником большого цеха на Казанском заводе синтетического каучука, так как накануне все руководство завода и цеха посадили. И ведь справился с работой — на «отлично» справился. Он был прекрасным бюрократом в хорошем смысле этого слова. А хорошие бюрократы нужны всегда и везде.

Вместо обычных, очень интересных воспоминаний об истоках промышленности СК, которые можно было слушать часами, Андриан Петрович сразу перешел к делу:

— Аркадий Самуилович, позавчера нашему заместителю министра звонили из КПК. Комиссия Дуплякина и Крылова дала положительное для вас заключение. Естественно, на шесть страниц текста протокола комиссии Летова написала жалобу, кажется, страниц на двадцать. КПК в бешенстве — они устали от этих дрязг, считают, что министерство отстранилось от проверок жалобы, и в резкой форме высказали свое недовольство нашему замминистра. А он в еще более резкой форме высказал свое неудовольствие мне и начальнику нашего главка Валентину Васильевичу Сазыкину. КПК приказала министерству организовать еще одну комиссию, и мы хотим, чтобы эта комиссия была последней. Результаты ее работы должны быть такими, чтобы ни у кого не могло возникнуть никаких вопросов, — больше нет желающих знакомиться с творчеством Летовой. Я предложил провести пробег, естественно, в присутствии сформированной нами комиссии с попеременным отключением действия каждого изобретения. Если показатели процесса станут хуже, Летова — клеветница, а вы — невинно оболганные жертвы. Если будет иначе, я вам не завидую. Но я уверен, все будет в порядке. В производственных условиях вы должны показать, что изобретения дают экономический эффект. Тогда министерство сможет потребовать у КПК прекратить выяснение отношений.

Я попытался возразить, что заводу трудно в кратчайшие сроки несколько раз перенастраивать технологию процесса, но получил жесткую отповедь:

— Вы с Баталиным начали этот конфликт, ввязав в него массу посторонних людей. Так извольте потрудиться, чтобы его погасить.

К величайшему сожалению, я был полностью согласен с логикой Андриана Петровича, но лишь после завершения этой истории понял, насколько мудрым было его решение подтвердить полезность наших изобретений в производственных условиях.

Председателем четвертой комиссии был назначен заместитель генерального директора Воронежского филиала «Гипрокаучука» Вячеслав Иванович Волков. Он знал изопреновое производство как свои пять пальцев, поэтому, собравшись в Нижнекамске, мы вместе с Тульчинским и Кипером составили программу испытаний, которая при резком изменении режимов получения изопрена минимизировала вредное влияние на технологию в целом. Комиссия должна была работать в присутствии Натальи Николаевны — во избежание, как сказали бы в наше время, коррупционных соблазнов.

Я хочу отметить, что Вячеслав Иванович, в отличие от трех своих предшественников, выбрал абсолютно верную манеру поведения с Летовой. На все ее замечания, высказываемые, как правило, в грубой форме, он отвечал вежливо и тихо:

— Наталья Николаевна, все замечания прошу передавать в комиссию в письменном виде. — И совершенно очаровательно добавлял: — Пожалуйста, если не трудно.

Я помню, как один участник первой комиссии ушел из буфета, не доев завтрак, — он побоялся сидеть со мной за одним столом. Вячеслав Иванович вел себя абсолютно по-другому. Однажды мы оказались с ним в ресторане за одним столиком. Я спросил его:

— Ты не боишься сидеть со мной рядом?

Было очень приятно услышать его ответ:

— Я честно отработал уже тридцать лет и не понимаю, почему должен бояться какой-то кляузницы.

Хорошо, когда рядом с тобой уважающий себя человек.

В ходе пробегов, как и ожидалось, была показана большая эффективность внедренных нами изобретений. Когда мы переходили на старую технологию, показатели процесса существенно ухудшались и заметно падал выпуск изопрена. В итоге из-за навязанных нам экспериментов завод нес большие материальные потери. В это время в стране вовсю дули ветра горбачевской перестройки, предприятия работали на так называемом хозрасчете. Премии сотрудников предприятия были связаны с прибылью, получаемой от производственной деятельности. Наши же эксперименты привели к потере выработки изопрена, что в определенной мере уменьшило премию. Когда Наталья Николаевна приходила в цех проверять, как мы ведем процесс, она слышала в свой адрес немало нелестных высказываний, что вряд ли доставляло ей удовольствие.

В один из дней в кабинет Тульчинского пришел парторг завода Фоат Габдулбарович Фахрутдинов. Он сказал:

— Эдуард Авраамович, если вы не против, мы решили написать письмо в Ленинградский горком партии. Пусть найдут на Летову управу. Сколько можно людей третировать?

Хотя от этого «творчества» тошнило, для нас такое письмо было полезно. Одно дело, когда горком получал жалобы на Летову от сотрудников лаборатории. «Научные работники грызутся между собой от безделья» — так, наверное, думали партийные функционеры. И другое — письмо