Я вспомнил свое комсомольское прошлое и немножко помог Фахрутдинову. Письмо начиналось стандартно: «К вам обращаются рабочие Нижнекамского нефтехимического комбината…» и заканчивалось прекрасным пассажем: «Если вы не призовете к порядку коммуниста Летову, которая мешает нам производить нужный для страны каучук, мы будем вынуждены обратиться с жалобой на бездействие Ленинградского горкома КПСС в Центральный комитет партии. Не мешайте нам работать». Далее шли сорок или пятьдесят подписей аппаратчиков, слесарей, машинистов.

Как мне случайно удалось узнать, на работников горкома это письмо произвело впечатление, и Летовой поставили условие: либо она прекращает кляузничать, либо на нее заводят персональное дело. Ленинградскому горкому партии была абсолютно не нужна жалоба на бездействие его сотрудников в ЦК. Особенно тогда, когда партийных бюрократов не ругал только ленивый.

Летова не досидела на заводе до конца пробега: она поняла, что проиграла. Кажется, через две недели нас вызвали на техсовет «Союзкаучука» для рассмотрения и утверждения выводов комиссии Волкова. Вел техсовет начальник главка Валентин Васильевич Сазыкин. В министерство он пришел с должности заместителя главного инженера Куйбышевского завода СК, был хорошим производственником и за разработку одного из каучуков получил Государственную премию СССР.

Он был умным человеком и, по всей вероятности, подготовил несколько штатных выступающих. После наглядного доклада Волкова о результатах пробега слово дали Летовой. Выступила она недальновидно: стала обвинять членов комиссии Волкова (в основном работников «Гипрокаучука»), проводивших пробег, в подделке результатов.

Ее резко прервал генеральный директор «Гипрокаучука» Владимир Анатольевич Андреев.

— Валентин Васильевич, — обратился он к Сазыкину, — я требую, чтобы моих сотрудников немедленно прекратили оскорблять. Я прекрасно знаю людей, которые проводили этот пробег. Все они отдали промышленности синтетического каучука по несколько десятков лет жизни. Наш каучук — один из лучших в мире благодаря их труду. Они, Наталья Николаевна, много сделали для наших заводов. — Его голос буквально гремел от возмущения.

Летова пыталась что-то возразить, но ее оборвал Сазыкин:

— Вас никто не прерывал, дайте и другим людям сказать!

А голос Андреева продолжал греметь:

— Валентин Васильевич, я не желаю слушать грязную клевету на моих сотрудников. Если это будет продолжаться, я покину заседание и завтра же обращусь в Центральный комитет партии. Думаю, там найдут управу на коммуниста Летову.

Тут же Сазыкин подхватил эстафетную палочку:

— Наталья Николаевна, вы слышали? Если можете что-то сказать по существу вопроса, милости просим, если нет, ваша ложь больше никого не интересует.

Я ожидал, что Летова ответит в своей манере, но она молчала, и мне почему-то стало ее жалко.

Дальше одно за другим пошли выступления типа андреевского. Было видно, как некоторые выступающие боятся Летовой, но еще сильнее они боялись начальника главка, который, по всей вероятности, перед заседанием просил их выступить. В заключительном слове Сазыкин четко расставил приоритеты:

— Наталья Николаевна, вы видите эти графики пробегов? Как только отключили действие первого и второго изобретений, выработка упала на шестьдесят тонн в сутки, третьего и четвертого — на тридцать тонн в сутки, пятого изобретения — на двадцать пять тонн в сутки. При этом завод понес огромные убытки. Товарищи, всем все ясно? — обратился он к залу.

По залу пронеслось:

— Ясно!

— Может, кто-то не согласен с моими выводами?

Опять подал голос Андреев:

— Валентин Васильевич, всем все ясно, нужно заканчивать толочь воду в ступе!

Сазыкин жестом прервал его:

— А вам, Наталья Николаевна, ясно, что вы неправы?

Я думал, Летова промолчит, но она уже, видать, отошла от выступления Андреева, встала и достаточно жестко сказала:

— Я требую, Валентин Васильевич, чтобы провели лабораторные испытания процесса с использованием изобретения и без…

— Аркадий Самуилович, — обратился Сазыкин ко мне, — какова загрузка лабораторного реактора и сколько мы с него получаем изопрена в час?

Я встал и, стараясь говорить как можно медленнее, ответил:

— Обычно мы загружаем пятнадцать граммов катализатора и получаем с него около десяти граммов изопрена в час.

— А на заводе какие величины? — быстро спросил Сазыкин.

— Мы грузим в реактор семнадцать-восемнадцать тонн катализатора и получаем одиннадцать-двенадцать тонн изопрена в час.

Сазыкин будто ждал этих цифр:

— Все, Наталья Николаевна, дискуссия закончена.

Он подошел к доске, где висели графики, как бы обнял их руками и, повернувшись к залу, сказал:

— Вы знаете, Наталья Николаевна, что с этими результатами вы никому не страшны. Пишите, куда хотите, и требуйте эксперимента с использованием пятнадцати граммов катализатора. Пусть читатели ваших жалоб всласть посмеются. Все, товарищи, техсовет закончен!

Лишь тогда я понял всю мудрость Андриана Петровича, предложившего провести заводские пробеги, — спорить с промышленными результатами было бессмысленно!

Когда я шел по министерскому коридору, кто-то хлопнул меня по плечу:

— Аркадий Самуилович, зайди в техотдел и посмотри на свою «подругу». Говорят, в комнате все запасы валерьянки закончились.

Я помотал головой — не хотел видеть Летову в этот момент. Наверное, мне ее было жалко. Но больше всего было жаль потраченных сил и времени, а также несделанных дел.

На выходе из министерства меня ждали Дуплякин с Волковым.

— Ну что, Аркадий Самуилович, вы, наверное, чувствуете себя победителем? — почти хором спросили они.

— Ребята, я себя чувствую безмерно уставшим человеком. У Симонова есть интересные воспоминания: когда он узнал о нашей победе, его начало тошнить. Вот и у меня подобное ощущается — спа́ло двухлетнее нервное напряжение. Поэтому возникла идея. Заявкой на изобретение ее назвать нельзя, но на рацуху[19] потянет. Я предлагаю выпить. Мысль не оригинальна, но трудна в исполнении, так как все мы знаем, что в ресторанах, кроме «Нарзана» и чая, благодаря нашему генсеку[20], ничем не поят. А в гостинице «Россия», где мы с вами живем, на седьмом этаже работает буфетчицей моя давняя подруга Люда, которая обещала в моем номере накрыть нам вечером стол, и не просто стол, а со «Столичной» и хорошей закуской. У вас нет возражений против такого полета моей изобретательской мысли?

— Готовы защищать эту идею не только перед КПК, но и перед самим ЦК, — заверил Волков.

Когда Людочка поставила на стол четыре бутылки водки, Дуплякин попытался ей возразить:

— Зачем так много?

На что Людмила ответила:

— Мужики, судя по вашим радостно напряженным лицам, долго будет брать проклятая, поэтому по одной на брата — как раз, а четвертую завтра утром выпьете, уже как лекарство. Не спорьте со мной, я ведь по профессии психолог с защищенной кандидатской диссертацией — просто на сто пятьдесят рублей в месяц одной трудно ребенка воспитывать, вот здесь и оказалась.

Люда, вероятно, могла стать прекрасным психологом или врачом-наркологом, так как даже после одной на брата мы