она поехала в Териоки вместе с Леной, которая, не слушая протестов подруги, сама заплатила извозчику. Несмотря на теплую осень, небо готовилось к зиме, давило низким, беспросветно серым сводом на перешеек. Золото Тапиолы поблекло – Анникка заперла лесные кладовые. Даже сосны, мелькавшие вдоль Приморского шоссе, как-то посерели и осунулись.

Брискин уехал раньше, утренним поездом. По словам Лены, он не знает, кого будет фотографировать. Аде не терпелось увидеть выражение его лица, когда она в образе нимфы раскинется на кушетке на фоне задника с пасторальным пейзажем. Додо не сможет и дальше ее игнорировать, ему придется смотреть на нее и говорить с ней.

Дача, на которой жил Калиновский с друзьями, находилась на бывшей Купальной улице, уходившей от шоссе влево – к пляжу. Финский каменный дом с башенкой больше напоминал жилище гнома – персонажа скандинавского фольклора. Внутри сразу бросались в глаза приметы холостяцкой жизни: отсутствие цветов, зеркал и рамочек с фотографиями, беспорядок и стойкий табачный запах, въевшийся в шторы и ковры.

Федор провел девушек в натопленную гостиную, где галантно принял у них пальто и шляпки.

– Сурин и Чебушев не появятся до вечера. Дом целиком в нашем распоряжении.

Аду вдруг охватило беспокойство, даже какая-то необъяснимая тревога. Заметив, что подруга оробела, Лена сказала:

– Хочешь, я первая начну? А ты присоединишься позже.

Ада кивнула. В этот момент в гостиную размашистым шагом вошел Додо, сообщая на ходу:

– Я всё подготовил. Ждем только… – и тут он буквально потерял дар речи. Его взгляд, задержавшийся на Лене не долее секунды, целую вечность испепелял окончательно смутившуюся Аду. Не так она рисовала себе эту сцену.

Полька одарила всех ослепительной улыбкой:

– Дайте мне десять минут.

Она выпорхнула из комнаты, Федор вышел следом. Некоторое время в гостиной висело неловкое молчание. Додо отвернулся к окну, Ада встала у печки, вытянув руки к огню. Когда тишина стала невыносимой, она заговорила:

– Вы удивлены?

– Признаться, я догадывался, что моделью будет Оржельская. Она представила Калиновского как своего жениха. Выходит, панна Лена втянула в это и вас…

– Вы что-то имеете против?

– Разве я могу вам запретить?

Ада почувствовала, что теперь у нее горят не только щеки, но и уши.

– Вы всё еще сердитесь на меня, Додо?

Ответить он не успел – в гостиную вернулся Калиновский.

– Прошу в студию!

Они поднялись в мансарду. Фотоаппарат на треноге стоял сразу за дверью. Полная картина, открывшаяся взорам вошедших, повергла Аду в шок. На заднике действительно был изображен буколический пейзаж. Перед ним стояла низкая софа. Лена возлежала вполоборота к зрителям – одна рука, опираясь о подлокотник, ласкала бархат подушки, другая была заведена за голову. Из одежды, хотя едва ли это можно считать одеждой, на ней были полупрозрачные чулки из вискозы, изящные туфельки и длинная нитка жемчуга, несколько раз обернутая вокруг шеи.

Федор сложил руки на груди и ухмыльнулся. Додо медленно перевел взгляд с соблазнительного тела польки на своего компаньона.

– Это еще что такое? Что вы затеяли, Калиновский? – проговорил он, бледнея от гнева. – Я не стану делать эротические снимки!

– Еще как станете! Мы заключили сделку. Аппарат куплен в долг, и, чтобы погасить его, мне нужен фотограф.

– Вы не потрудились объяснить, какого рода фотографии я должен буду делать!

– А вы неужто не поняли? Не догадались, за что европейские аристократы готовы платить хорошие деньги? Вам ведь нужны деньги, не так ли, Брискин? Соглашаясь на наше предприятие, вы не были столь щепетильны.

– Я был наивным дураком, – сквозь зубы процедил Додо и обернулся к оцепеневшей Аде. – А вы? Вы знали?

Очевидно, ответ был написан на ее лице, потому что, разворачиваясь к двери, Додо сказал уже другим тоном – не сердитым, а скорее усталым:

– Идемте, Ада Михайловна.

Не смея поднять глаза на Лену, так и не прикрывшую свои прелести, Ада послушно направилась к выходу. Однако Федор преградил им путь:

– А как же сделка?

– Сделка отменяется. Ищите себе другого фотографа, сударь.

В гостиной Брискин подал Аде пальто, оделся сам и, не глядя на Калиновского, вышел на улицу. Несостоявшаяся модель держалась чуть позади, на душе у нее было гадко. Она давно должна была усвоить, что ни одна затея Лены не бывает невинной.

Дойдя по Приморского шоссе, Додо остановился и внимательно посмотрел на свою спутницу.

– Знаю, я не имел права указывать вам, что делать. Вы были вольны остаться… Ну вот что: идемте к Саволайненам вместе. Только учтите, говорить с Пеккой буду я.

Ада растерянно захлопала ресницами – как он мог думать о расследовании после всего, что сегодня случилось? Впрочем, она благоразумно удержалась от возражений, вдруг осознав, что Додо не только простил ее, но и больше не пытался ограничить ее свободу. А это потребовало немалых усилий от того, кто мысленно считал ее своей.

Супруги оказались дома и радушно приняли гостей, явившихся без предупреждения.

– Вы совсем озябли, Ада Михайловна, – всполошилась Мария. – Пекка проводит вас в кабинет – это самое теплое помещение в доме. А я сейчас заварю чаю.

Кабинет Пекки Саволайнена был заставлен комнатными растениями и книгами по ботанике. Ада обратила внимание на множество коробок, в которых хранились пакетики с семенами, рассортированные по какому-то хитрому принципу, понятному одному лишь садовнику. Здесь действительно было очень тепло, хотя поленья в печи уже догорали.

Убрав с кушетки несколько коробок, Пекка предложил гостям садиться, а затем перенес цветочные горшки с этажерки на письменный стол, чтобы Мария могла поставить поднос рядом с Адой и Додо. Сами супруги устроились напротив них на стульях.

– Пирожки с капустой. Угощайтесь. Утром испекла.

– Благодарю, – Брискин умял пирожок в один присест и потянулся за вторым.

– А где же Саша? Он здоров? – с беспокойством осведомилась Ада.

– У него сезонное ухудшение, – ответила Мария, прихлебывая чай. – Сейчас он почти всё время спит – я даю ему барбитуровое соединение, которое прописал доктор Яковлев еще в клинике Бари. Петр Васильевич был убежден, что продолжительный сон освобождает шизофреников от ихних автоматизмов.

– Как же всё-таки это началось? Ведь не было никаких предпосылок, – проронила Ада, проигнорировав предостерегающий взгляд Додо.

Мария вздохнула и опустила чашку на блюдце.

– На всё воля Божья, не нашему уму это понимать. Ах, Ада Михайловна, зачем только вы мне рассказали, что папенька маменьке изменял! Да еще с барышней, которая так плохо кончила. Я вся извелась, думая об этом.

Ада осторожно покосилась на Додо, переставшего жевать, и сказала:

– На самом деле любовницей вашего отца была Дуня, кухарка. Она созналась незадолго до… до того, как умерла.

– Вот оно