с вызовом бросили к ногам гостей.

Я заинтересованно подняла бровь. Оглянулась по сторонам в поисках Бернадетты. Это должно ей понравиться! Я вспомнила наши воскресные прогулки на рынок. «У этого не на всех этажах горит свет, но я была бы не прочь поставить свои тапочки под его кровать!» Куда, черт побери, она запропастилась?

Д'Арампе выбрал пять человек из толпы. Среди них был и Чаплин, который, как настоящий игрок, уже снял пиджак и с преувеличенным усердием закатывал рукава.

Энтузиазм д'Арампе был заразителен.

– Soka tira! – решительно скомандовал он.

Команды натянули канат. Встав между ними, д'Арампе коротко объяснил правила состязания, которые, надо сказать, были достаточно просты: каждая команда должна тянуть до тех пор, пока не перетащит противников на свою сторону, примерно на четыре метра. Проще простого для этих баскских силачей, подумала я. Но гости, распаленные вином и криками окружающих, были настроены весьма решительно.

– Бернадетта обязательно должна это видеть! – крикнула я Колетт.

Она все еще сидела рядом с Эмильеной и не слышала меня. Эти двое были знакомы еще в Париже. Долговязая брюнетка в ярчайших подробностях расписывала Колетт все, что та пропустила. Колетт завороженно слушала. Эмильена рассказывала о своем нынешнем любовнике – насколько я поняла, бельгийском аристократе.

– Он женат? – поинтересовалась Колетт.

– Естественно! – ответила Эмильена. – Но очень щедрый!

Она многозначительно посмотрела на собеседницу и помахала рукой. Изумруд на ее среднем пальце, окруженный круглыми рубинами и желтыми сапфирами, вспыхнул как фейерверк.

– Двенадцать карат!

– Мать моя! – восхищенно воскликнула Колетт.

– Английская пастораль, вот как оно зовется. Один ювелир с Вандомской площади сделал его для меня.

Огромное кольцо, казалось, весило тонну. Если Эмильена вдруг упадет в озеро, оно наверняка утянет ее на дно.

– Ну а ты? Расскажи теперь ты! – теребила она Колетт, поглядывая на ее шею, уши и пальцы, не украшенные никакими драгоценностями. – Что ты делаешь в этой дыре? Я так погляжу, тут только козы, крестьяне и камни! Но не те, из которых можно сделать ожерелье!

Колетт неловко улыбнулась. Парижанка, все еще жившая в ней, не могла не согласиться.

– Я работаю в мастерской, – ответила она, немного придя в себя. – Шью эспадрильи.

– Эспадрильи?

Эмильена захохотала.

Позади нас слышались крики и звуки борьбы. Шарло, взмокший от пота, с увязшими в земле лакированными дерби, изо всех сил сопротивлялся баскам.

– Ты не знаешь, где Бернадетта? – спросила я Колетт, не глядя на ее соседку.

Затылком я чувствовала любопытный взгляд Эмильены. Колетт покачала головой.

– Может быть, с Терезой?

Я кивнула. Не хочет ли она пойти со мной поискать ее? Нет, она предпочитает остаться и поболтать. Она была похожа на мотылька, завороженно летящего на свет. Я вздохнула и отправилась на поиски кухарки.

Чуть дальше, на другом конце стола, сияющая мадемуазель Вера держала под руку пожилого лысеющего господина в мундире с эполетами. Какой-нибудь командир или генерал, наверняка глухой. Королева хохотала во весь голос над каждой его фразой. Я встретилась взглядом с Терезой, та обреченно пожала плечами.

Обойдя все столы, я прошла через сад, спустилась к замку. Вдали в лунном свете мягко поблескивал огоньками город Тардец. Куда же подевалась Бернадетта? Я обошла гостиные, заглянула в курительную комнату, туалеты и даже на кухню, полную персонала, – тебе это должно быть хорошо знакомо, Лиз! – но Бернадетты нигде не было. В воздухе разносились крики мужчин, из последних сил сражавшихся с баскскими силачами. Я окликнула вынырнувшего из кухни официанта в ливрее:

– Не попадалась ли вам женщина примерно такого роста, в синем платье и в шляпке с перьями?

Официант подбородком указал на парадную лестницу напротив входной двери. Что бы это значило? Я поднялась по ступенькам, мои шаги заглушал ковер. Одна из дверей в пустом коридоре была приоткрыта. Приглушенные звуки. Я подошла ближе.

– Прекрати!

Я встревоженно ускорила шаг. Бернадетта!

– Ты что, с ума сошел! Нас же могут зас…

Женский голос хихикнул.

– Бернадетта? – я просунула голову в дверь.

И застыла в изумлении. Улыбающаяся кухарка, распростертая на кровати с задранной юбкой, без особого рвения пыталась оттолкнуть мужчину. Я узнала шрам, насмешливый взгляд и даже зубочистку.

Марсель и Бернадетта хорошо проводили время.

Я прыснула и бросилась вниз по лестнице. Колетт не поверит своим ушам! Конечно, кухарке было не до мускулистых басков, перетягивающих канат! У нее было чем заняться с шофером! Как же я раньше не заметила? Эти двое подходили друг другу, как шляпка и перо.

Я поспешила вернуться в сад. Там удрученный Чарли Чаплин пытался отдышаться под всеобщие аплодисменты. А д'Арампе уже предлагал новую игру.

– Колетт! Ты не представляешь, что я сейчас видела! – крикнула я, запыхавшись.

Колетт меня не слышала. Она ловила каждое слово Эмильены – хитрой, коварной змеи.

– Ты хочешь сказать, что маркиза де ла Винь тоже здесь? – удивлялась Эмильена.

Колетт кивнула.

– Ничего себе! Поверить не могу! Но как же ты… то есть…

Удивленный взгляд Колетт.

Я почувствовала опасную перемену ветра. Сдвинутые брови Колетт, сигаретный дым, медленно выплывающий изо рта брюнетки. Рот хищницы.

– Тебе никто не сказал, да?

Я понимала, что ее надо остановить. Заткнуть ей рот. Схватить Колетт за руку и бежать. К мадемуазелям, к мастерской, ко всему тому, что еще было нашим миром. Который вот-вот собирался рухнуть.

– Ну что ж…

И тогда всего несколькими фразами Эмильена уничтожила все. Конечно, Эдуард де Монтегю отверг Колетт. Но знает ли она почему? И, главное, из-за кого?

Она пересказывала эту историю медленно, смакуя каждое слово. Раздирая бледную грудь Колетт своими длинными пальцами, вонзаясь в нее когтями, чтобы вырвать сердце.

В то время весь Париж говорил только о ней. Восхитительная Колетт, волшебная, потрясающая Колетт! Новая звезда полусвета, которая вот-вот затмит всех остальных… и одну из них в особенности. И теперь она собирается стать герцогиней! Выйти замуж за самого красивого аристократа Парижа. Нет, это уж слишком для одной женщины! Все ей завидовали. Конечно, кроме нее, Эмильены.

– Подруги всегда желают счастья друг дружке! Но не у всех есть понятие о дружбе, правда, Коко?

Поползли слухи, что Колетт заболела. Говорили, что у нее оспа. Это даже стало ее прозвищем. Маленькая Коспа, вот как ее называли!

Побледневшая Колетт ничего не понимала. У нее? Оспа? Что за бред!

А Эмильена продолжала.

Кто-то предупредил герцога. Кто-то, кто в прошлом сам оказывал ему услуги. Да, кто-то отговорил герцога жениться на Колетт.

– И отгадай-ка имя этого «кого-то»?

От Колетт осталась лишь тень. Эмильена ликовала.

– Знаешь же, как говорят? – сделала она свой последний, решающий выпад. – «Держи друзей близко к себе, а врагов еще ближе».

47

После ее рассказа не было слез. Не было криков. Только молчание.

А потом стало еще хуже.

Колетт не вернулась в дом мадемуазелей. Не вернулась в мастерскую.

Колетт не попросила меня о помощи.

Колетт со мной даже не попрощалась.

Колетт просто исчезла.

48

Что касается Анри, то он перебрался в Нью-Йорк. Отправился покорять новые горизонты в городе, достойном его амбиций. Подальше от мастерской. И прежде всего от меня.

Перед отъездом он все уладил. Я получила от него официальное письмо с учтивыми извинениями за то, что его отъезд может создать нам сложности. Но он верит, что мы с Колетт способны достичь больших успехов. Мы талантливы, и нам ничего не страшно, пока мы вместе. Он желает нам удачи. Адреса Анри не оставил.

По странному стечению обстоятельств, как это иногда бывает в жизни, Колетт тоже отправилась на Запад. Чарли Чаплин вернулся в Голливуд не один – с ним приехала красивая блондинка с ослепительной улыбкой, полная решимости жить той жизнью, которую у нее украли.

Я осталась одна. И винить мне было некого.

И тут, словно всего этого было недостаточно, Франция вступила в войну. Чарльстон остался лишь далеким воспоминанием, которое очень скоро было разрушено бомбами.

49

27 июня 1940 года в Байонну вошли передовые моторизованные подразделения немецкой армии. В течение нескольких дней они были развернуты по всему побережью. Две трети Страны Басков оказались оккупированы. Только наша маленькая провинция Суль оставалась свободной.

Пришла война. Мрачная. Безрадостная. Дикая.

Достать джут и хлопок стало невозможно. С помощью местных крестьян я раздобыла немного старой парусины. Жанетта помогала мне собирать на болотах тростник, а один знакомый доставлял мне из Алжира траву эспарто,