ей, маленькими глотками наслаждаясь сухим вкусом. Мы сидели в тишине, пока я брал куски льда и прикладывал к синякам на ее руке.

Когда я опустил лед и сказал: — Джордан, — она разрыдалась.

— Как? — спросила она между всхлипами. — Как я могла так ошибаться в нем?

Со слезами, текущими по ее щекам, Джордан медленно рассказала обо всем, что произошло сегодня вечером. Она раскачивалась взад-вперед на диване, заново переживая насилие Генри.

Я сжимал челюсть, пока она говорила, с трудом сдерживая себя в руках.

Единственным утешением было то, что Джордан больше не испытывала боли.

Я отошел к бару после того, как она осушила свой бокал. На этот раз я взял бутылку виски для себя и вернулся с бутылкой вина, чтобы долить ей. Попасть в тюрьму за убийство Генри вряд ли было бы разумно, и Джордан была единственным, что удерживало меня от этого импульса.

Возможно, нам обоим нужно было сбросить напряжение.

Я сел напротив нее на деревянный кофейный столик. Долгое время мы пили в молчаливом сострадании. Хотя у меня обычно была высокая устойчивость к виски, впервые за много лет я переборщил, как и Джордан. Она была потрясена событиями сегодняшнего вечера, а я злился на себя за то, что позволил этому случиться.

Трясущимися руками Джордан поднесла бокал к губам.

— Спасибо, — наконец заговорила она после оглушительной тишины.

— Не за что.

Джордан покачала головой.

— Я не имела в виду вино. — Она намекала на ссору с моим отцом. — Спасибо, — повторила она. — Никто раньше не заступался за меня. — Джордан допила вино и пробормотала: — Боже, как приятно было видеть, как он падает на дурацкую башню из шампанского, которую сам заставил меня собрать.

Мои губы изогнулись.

— Поэтическая справедливость.

— Часть меня хотела бы быть лучшим человеком и не получать от этого удовольствия, но…

— Поверь мне. Важность того, чтобы быть лучшим человеком, переоценивают.

Меня годами называли старой душой, хорошим человеком, миротворцем. Это не принесло мне счастья. Ближе всего я к нему был, когда воздал должное своему мудаку-отцу, а Джордан признала, что я сделал это ради нее.

Мы были всего в нескольких сантиметрах друг от друга, пока я прижимал завернутый лед к ее щеке. Мое дыхание упало на ее губы, когда я наклонился и прошептал:

— Я научился ставить свои потребности на первое место. — Я не стал скрывать то, как мои горящие глаза наблюдали за ней, позволяя ей сделать выводы. — К черту последствия.

Джордан нахмурила брови, пытаясь разгадать смысл моих слов.

Я наполнил ее бокал, опустошив бутылку, пока эти блестящие глаза изучали мои. От того, как она смотрела на меня, у меня сжалось горло.

После пережитого сегодня ей меньше всего нужно было, чтобы я пялился на нее так, словно она — добыча, а я — охотник, жаждущий хорошей погони. Но Джордан облажалась, подарив мне этот невинный взгляд. Разве она не знала?

Если бы она дала мне свой палец, я бы откусил всю руку.

Глава 12

Ксандер

Мои глаза блуждали по лицу Джордан, когда я опустил кухонное полотенце и поднес кубик прямо к ее разгоряченной коже. Кусочек льда растаял у неё на щеке. Капли ледяной воды стекали с ее горла к ложбинке между грудями.

От холодного прикосновения у нее перехватило дыхание, и она закрыла глаза.

Спутанные, растрепанные пряди лежали на ее стройной шее и обнаженных плечах. Мой взгляд проследовал за водой, и я убрал ее волосы в сторону, чтобы обеспечить лучший доступ. Она пахла так чертовски хорошо. Все, чего я хотел, — это наклониться и почувствовать ее запах прямо из источника. Слизать влагу, стекающую от точки пульса к груди.

Черт.

Алкоголь ударил прямо в голову, и мои благородные намерения на эту ночь вылетели в окно.

Она вздрогнула, когда я провел пальцем по следу от льда вдоль ее шеи. Когда ее глаза закрылись, я наклонился ближе. Мой язык высунулся, чтобы слизать холодную воду с ее горла. Я накрыл ртом ее пульс и пососал.

Она подпрыгнула, словно ее пронзил электрический разряд. Джордан с грохотом поставила бокал с вином на кофейный столик и вскочила на ноги.

— М-мне пора идти, — запинаясь, пролепетала она, отчаяние окутывало ее слова, словно струйки дыма, пробивающиеся сквозь щели. Она стала искать туфли, которые когда-то сняла.

Я встал в полный рост.

— Нет.

— Мне. Нужно. Идти, — процедила она сквозь зубы, ее прежняя грусть внезапно сменилась негодованием.

Я тоже был зол и точно так же опьянен многочисленными порциями виски. Я отказывался позволять ей снова ускользнуть от меня.

— Нет, — прорычал я с непреклонной решимостью, подходя ближе, пока наши груди не соприкоснулись. — Ты не уйдешь. И ты не вернешься к нему. Никогда.

Джордан попыталась обойти меня, но я наступал ей на пятки. Крепко схватив за руку, я повернул ее лицом к себе.

— Ты знала, что он никогда не планировал заводить с тобой детей?

Слова слетели с моих губ прежде, чем я успел их остановить. Это было единственное, что я мог придумать, чтобы заставить ее остаться.

Она казалась озадаченной.

— Что?

— Генри сделал вазэктомию много лет назад, — без обиняков сообщил я, не в силах подавить усмешку.

Джордан было тридцать семь. Возможность естественно забеременеть для нее истекала, и мой отец тоже это знал. Генри никогда не говорил ей о процедуре, намеренно лишая того, чего она хотела больше всего на свете, — материнства.

— Нет. — Она пошатнулась, пытаясь оттолкнуть меня.

Моя хватка усилилась. Отпустить ее в первый раз было достаточно тяжело. Поцеловав ее, прикоснувшись к ней, я понял, что не смогу сделать это снова.

— Нет, — снова сказала она. Отрицание было единственным защитным механизмом, который у нее остался, чтобы объяснить потраченные впустую годы с Генри.

— Это правда, — прорычал я, заставляя правду столкнуться с ее волей.

В ходе нашей жаркой перепалки обнажилась суровая правда. Признание пробилось сквозь годы обмана, вонзившись в нее, как колючая проволока.

В ее глаза вернулось отчаяние, и я ненавидел себя за то, что вызвал его. Но обман Генри и ее желание стать матерью были единственным, чем я мог воспользоваться, чтобы заставить ее остаться со мной. И, возможно, чтобы гарантировать будущее с ней.

— Он обманул тебя, Джордан, — надавил я. — Он оттягивал время до того момента, когда ты уже не сможешь иметь детей

Глаза, наполненные яростными непролитыми слезами, уставились на меня, когда ее защита полностью рухнула. Ее решимость сбежать от меня поколебалась перед болезненной реальностью, и она перестала пытаться разжать мои