Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интервью по скайпу
По скайпу разговор не получается, потому что ты человека перебил, он не сразу на это отреагировал, начал сбиваться, и конец фразы скомкан. Это очень неудобно при разговоре, где важны быстрые реакции: «А он что?», «А как это?». Вот именно такие реплики очень неудачно проходят в скайп-интервью.
Негатив к собеседнику
Если ты не любишь человека, презираешь, а тебе нужно с ним общаться, можно показать отношение к нему. Можно использовать свою отрицательную реакцию как отдельный прием. Скрывать свой негатив нужно только в том случае, если это очень важное интервью и если собеседник поймет, что тебе неприятен, то он это интервью прервет.
Интервью с Вассерманом
В 2011-2012 годах время было предреволюционное и переходное, если сравнивать с ситуацией на сегодняшний день: тогда могло качнуться влево, вправо. Такие персонажи, как Милонов и Мамонтов, были в диковинку. Считалось: ну как такое можно вообще говорить, это же мракобесие, ересь? Как люди занимают высокие посты и несут такую околесицу?
С другой стороны, казалось, что демократическая оппозиция поднимается с колен, возникают новые персонажи и условные Акунин с Михаилом Шацем идут в оппозицию. С ними было интересно разговаривать с позиции искусства и политики. Мамонтов был одним из таких. Разговор был про религию, его прямо несло.
Примерно в те же годы брал интервью у Вассермана. Мы начали разговаривать, и он сказал, что Сталин не был причастен к репрессиям. А я не могу себя назвать человеком необразованным, но все-таки, как любой журналист, я довольно поверхностный. У меня нет глубокого знания о существовании целой теории относительно того, что Сталин якобы был ни при чем. У этой группы людей стройная система взглядов, а мне это было в новинку. Я был немного в шоке. И мои вопросы в этом интервью были примерно такими: «И чё? Да ладно? Чё, правда?! А Кирова не Сталин убил?» А у Вассермана в голове энциклопедия! В данном случае просто переложенная в нужную ему сторону, но факты там есть. Я спрашиваю: «А Мейерхолд там чё?» А он такой бу- бу-бу. А я: «Ну а вот армия была обезглавлена перед войной». А он бу-бу-бу.
Интервью получилось большое, но от меня по факту там никакой журналистской работы. Скорее было ощущение, что журналист с открытым ртом поражается тому, что говорит собеседник. Проще говоря, офиге- вает. Даже мои вопросы можно было убрать. Есть такой формат, когда интервью берется, а вопросы потом удаляются, остается монолог. Эти люди, которых я перечислил, в то время несли такое, что выглядели маргиналами. А сейчас такое говорят все! Именно поэтому интервью теперь редко вызывают общественный резонанс.
Интервью — самый несерьезный жанр
Я не поклонник интервью как формата, всегда считал его самым низким жанром в журналистике. Грамотно сделать новость и то сложнее, я уже не говорю про текст, репортаж, расследование.
По факту интервью — это что: пришел, задал вопросы. Треп, да еще и не твой. Твой уже как раз не нужен. Ты должен, грубо говоря, вовремя менять тему. Если собеседник разговорчивый, то всё получится само. Но подготовиться к интервью надо. И к тому же это самый быстрый товар. Например, у тебя творческий кризис и ты уже месяц ничего редактору не сдавал, не можешь написать текст, не можешь придумать тему, а редактор на тебя наседает, у тебя выработки нет. Ты говоришь — ну, ладно, возьму интервью. Идешь три часа готовишься, читаешь, что-то в интернете находишь, придумываешь вопросы. Приходишь к Ивану Ивановичу, говоришь с ним полтора часа. Потом расшифровываешь сам интервью — еще три часа. И еще три-четыре часа редактируешь. Самое главное в интервью — редактура. Получается где-то 10-12 часов работы, и у тебя готовый материал. А текст, расследование и даже репортаж — это намного дольше. Поэтому интервью — отличный способ отбояриться от редактора, которому давно ничего не сдавал.
В чем минус этого жанра: он простой, но при этом, как бы ты хорошо ни задавал вопросы, все равно в этом тексте есть одна сторона — это твой собеседник. Поэтому он может говорить всё что угодно. Понятно, что при подготовке ты можешь поймать его на какой-то очевидной ну или тебе известной лжи и сказать: «Что вы ссыте мне в глаза? Это совершенно не так, я-то знаю». А есть же куча вопросов, о которых ты не знаешь. Вообще может быть так: он тебе рассказывает, что разговаривал с тем-то, а тот ему сказал то-то. А ты же не знаешь, как было на самом деле. Я уж не говорю, что ты
мог что-то забыть или не знать. Естественно, это можно потом проверить, но тогда это уже не совсем интервью.
Интервью с Арам Ашотычем
Он нес околесицу в свойственном ему стиле. После публикации мои коллеги Альбац, Пархоменко и Кудрявцев начали меня распекать: «Вот тут он тебе сказал, что Life.ru обошли "Ведомости" в сентябре 2013-го, а это неправда, потому что вот же есть цифры! Они там проигрывают нам условно на 100 000 уников. А ты-то что их не привел, ты должен был прийти с цифрами или по крайней мере дать их после».
Ну, мог бы, согласен. Но интервью в «Ведомостях» с бизнесменом отличается от интервью в изданиях широкого профиля с политиком или даже журналистом. Это скорее беседа, в каком-то смысле треп, это не информационное интервью. Поэтому я не уверен, что на каждое интервью надо приходить с кучей цифр и постоянно тыкать в них собеседника, прерывать его и говорить «а вот у вас тут другие цифры». Это разные подходы. Или можно после всего дать какие-то справки, отсылки — но тогда это получится другая работа. Может, лучше вообще текст написать об империи Габрелянова, какое у него количество просмотров, взять комментарии у «Ведомостей», у того же Пархоменко. Но наполнять интервью дополнительным смыслами мне кажется странным. Интервью, на мой взгляд, в первую очередь развлекательный продукт. Легче прочитать интервью, чем текст, не в последнюю очередь потому, что интервью разбивается на жирные вопросы и ответы. В Америке и вообще в англоязычных СМИ жанра интервью практически нет. То, что мы называем интервью, они зовут Q&A (question and answer