этом не получится. Этот этап для меня завершен, и я вообще считаю это нормальным, надо двигаться дальше.

Интервью в репортажах

Из-за того, что я, видимо, раньше брал много интервью, у меня повышенная жалость к героям. Нормальный журналист пишет текст, ему нужно часть истории рассказать через какого-то героя, он с ним говорит час, ему нужно две цитаты, он их дожидается, все остальное выбрасывает, и от человека остается почти ничего. Непонятно, кто он, что он, кроме того, что он дал нужную цитату. Меня это жутко раздражает, поэтому у меня текст огромный, я очень много цитат оставляю от людей. Я говорю со всеми на разные темы в рамках одного текста. Грубо говоря, в одном регионе «завод и выборы», а потом в кусок о заводе я стараюсь вставить более-менее интересные мнения нескольких героев об этом заводе, чтобы не было, что человек появился просто, чтобы сказать, что выборы были говно, и исчезнуть, потому что это человека никак не описывает. И это называется «вырвать из контекста». Из-за этого у меня получаются огромные тексты с кучей странных цитат, и за это меня все ругают и никто не читает.

Из командировки я привожу по 15-16 часов записей, с каждым по полтора часа говорю. И все это я потом сам расшифровываю.

Поиск спикеров

У BBC есть продюсеры, которые журналисту все находят, а ему нужно только поговорить и записать ответы. На «Эхе Москвы» можно вообще все поручить референтам, сказать: «Мне нужно поговорить с тем-то и с тем-то». Я даже для текста этим пользовался. Когда я ушел из «Ленты» и не было работы, а история продолжалась — Крым, Донбасс, меня Венедиктов взял на ту же зарплату, чтобы я писал им на сайт.

Я мог позвонить, сказать: «Мне нужно в Донецке найти того-то» — и они искали. Это очень удобно. В принципе, у большинства людей такого нет. У американцев и прочих есть фиксеры, они за бешеное бабло нанимают людей, которые им всех находят. Я обычно выхожу через коллег, прошу помочь контактами. В силу того, что меня более или менее знают, мне обычно помогают.

Для начала спрашиваю местных журналистов: «Кто у вас тут интересный?» В идеале лучше еще с ними встретиться, поговорить, чтобы они ввели в курс дела. Конечно, не за деньги. Они мне дают контакты экспертов, своих друзей, что-то рассказывают о регионе.

Тулеев

В 2017 году я ездил в Кемерово, когда Тулеев заболел, его три месяца не было на работе, при этом ничего не происходило, все нормально. Я ездил посмотреть, как регион живет без губернатора, как это может быть. А там есть такой местный оппозиционер, при этом состоящий в Народном фронте. И он позиционирует себя как независимый расследователь типа Навального, вскрывает правду-матку про всех региональных чиновников. Приехал в Кемерово, звоню ему, а он мне: «Заезжай ко мне сейчас домой». Сразу, в 10 утра.

Приезжаю, открывает мне человек в трусах, в майке, такой по-домашнему: «Здорово, Илюха, привет! Хорошо, что ты приехал. Садись. Сейчас я тут пиццу разогреваю, нормально посидим».

Свойский чувак такой: «У меня тут самогон, подогнали». И мы, короче, бухаем. Ну а что мне, отказываться? Неудобно. Я на это смотрю даже не с точки зрения разговора, а с точки зрения репортера. В кафе мы бы сели разговаривать, из этого я никакой картинки не получу. Откажусь от алкоголя — ну и ничего. А тут сразу вижу: я приехал к герою и мы бухаем самогон, утром!

Это ситуация, которую можно будет прикольно описать, поэтому я соглашаюсь. Мы, значит, бухаем, я как-то аккуратно говорю: «Я больше не буду» — а он продолжает уже один.

Наконец он мне говорит: «Я брат мэра, я их всех раскрою на ***!»

В общем, странный интересный персонаж! Ну вот он потом после публикации возмутился, звонил. Требовал убрать самогон и шорты и вообще всё. Очень был недоволен.

Визирование

Это очень сложный разговор. Закон: если тебя просят показать интервью, ты должен показать, но сам не обязан этого делать.

В случае отказа визирования собеседник может подать в суд за искажение информации, но подать в суд за «несогласование» не может.

Бывали разные случаи, когда я собеседника троллил. Человек говорит: «Ну ты же дашь почитать?» Я: «Дам, без проблем». Но потом я присылаю, а он говорит: «Убери вот это, вот это и это». А я отвечаю: «Не буду я это убирать». А он: «Мы же с тобой договорились!» А я: «Ну я же тебе дал почитать». Он: «Ты же понимаешь, что это означает?» — «Не знаю. Вы просили дать почитать, я вам дал, и что? Вы чего-то просите, я вам не обещал такого».

Но в силу разных причин чем важнее тебе собеседник, тем больше ты готов пойти на согласование. Если понимаешь, что это человек на один раз (хотя никогда нельзя быть в этом уверенным), можешь его послать на хер, и ничего не произойдет. У меня несколько таких случаев было: как бы публикуй, но мы с тобой больше не общаемся, до свидания. Несколько раз я отвечал «ну ладно, до свидания», а несколько раз — «давайте поговорим, вот это уберем, а это оставим».

Визирование — это, конечно, говно.

Визирование нормально только в том случае, если мы с человеком это обсуждали. И я, естественно, готов показать: смотри, чувак, мы с тобой разговаривали, я тебя тут сократил, не исказил слова, не вырвал из контекста, не добавил от себя, не наврал, не убрал что-то безумно важное — это я готов обсуждать. Но не для того, чтобы человек, который сказал лишнего — по глупости или по пьяни, а потом изменились обстоятельства, — это убрал (из трусости или еще почему), я против этого. И против этого должен быть любой нормальный журналист. К сожалению, спикеры понимают это не так.

Говорухин

Я делал интервью с Говорухиным, когда он был главой избирательного штаба Путина. Спрашивал про то, что конкретно он бы сделал на месте Путина, в чем ошибка президента. Он сказал, что на месте Путина пошел бы на дебаты, но кто он такой, чтобы указывать президенту, что делать! То есть буквально и соломки подстелил, и параллельно сказал примерно следующее: «Оппозиция говно, все говно, уроды». После сверки интервью там было убрано только про Путина, все остальное оставлено.

У тебя позиция очень шаткая — в любом случае либо идешь на поводу, либо конфликтуешь. Ты зависишь от других.