углу. Здесь было тихо, шум с улицы доносился слабо, и мы могли говорить, не повышая голоса. Раскрасневшаяся Шенни уплетала пирожные, запивала их горячим какао и жмурилась от удовольствия.

– Это лучший день в моей жизни! – воскликнула она, наевшись. Икнула, погладила себя по животику и вновь потянулась к кремовой корзинке.

Мы все это время молчали, наблюдая за девочкой. Я чувствовала ее радость каждой клеточкой своего тела и молилась богам, чтобы у всех детей в моем приюте каждый день был таким же прекрасным.

Ральф не сводил взгляда с дочери. С отсутствующим видом улыбался, а забытый чай в его кружке уже давно остыл. Мужчина глянул на меня в тот момент, когда я смотрела на него, и я едва не поперхнулась напитком.

– Извини, – пробормотала смущенно. – Ты выглядишь таким… загадочным, что-ли. Мне кажется, даже дышать забываешь.

– Это на самом деле так, – еще шире улыбнулся он. В темных глазах мелькнула нежность. – Шенни, ты хочешь сходить еще куда-нибудь?

– Да, – девочка закивала. – Домой, если можно. Я хочу отнести эти пирожные Мэй, Рилу, Кайлу, Нюре и Пирси. А еще одно надо взять для бабушки Райры.

– Конечно, отнесем, – мужчина махнул рукой подавальщице.

Нам собрали с собой целую коробку сладостей: эклеры, фруктовые корзинки, шоколадные кексы и сметанный торт. Коробка была вручена мне, а Ральф нес Шенни на руках. Девочка устала, набегавшись.

Еще утром, когда мы уходили в город, я чувствовала себя неспокойно. Ну не может быть в приюте все хорошо, когда за главную в нем осталась Нюрка! Да, с Мэй, но я-то знала, как моя подруга умеет убеждать.

Стоило нам только войти во двор, как из дома донеслись громкие крики. Ральф покачал головой, умоляюще взглянув на меня:

– Мы точно не хотим остаться где-нибудь в городе? Можно пожить в гостинице, пока они тут друг друга окончательно не уничтожат.

– Там дети, – со вздохом сказала я. Предложение Ральфа было заманчивым, но дети и правда не виноваты в том дурдоме, что у нас теперь происходит ежедневно.

– Пирожные надо им передать, – Шенни скривила губки.

В дом вошли все одновременно и остановились у порога, на всякий случай. Надо сказать, не зря: тут же мимо нас промчался Эллад с топором, следом за ним Нюрка с двумя пустыми ведрами, а уже за Нюркой – Мэй, с полотенцем и криками:

– Нас Агата убьет! Да что вы делаете?! Прекратите немедленно!

Мальчишки и Пирси наблюдали за беготней из своей спальни через щелку в дверном проеме. Их хохот прервался, когда Кайл заметил, что мы вернулись.

– О-ой… – коротко стриженная голова скрылась.

– Агата вернулась! – специально громко вскрикнул Рил. Тут же шум, доносившийся из котельной, стих.

– Я даже не хочу знать, что у вас тут происходит, – мотнула я головой и протянула коробку Мэй: – Отнеси это на кухню. Пирси, помоги Шенни раздеться.

– Какая красивая, – глазки Пирси засияли, когда она увидела, во что одета малышка. – Это кто отдал?

– Господин Ральф купил, – промямлила Шенни. – Правда, нравится?

– Да, – завистливо вздохнула Пирси.

Мы с Ральфом переглянулись. Еще по дороге домой договорились, что не станем сообщать детям о подарках до того, как их привезут, тем более, что посыльный из Дома одежды должен приехать уже сегодня вечером.

– Нюра! – я, отдав коробку старшей воспитаннице, быстрым шагом двинулась к котельной. Ума не приложу, для чего им там нужен топор и ведра. А полотенце? Надеюсь, последнее служило Мэй орудием убийства.

– О, как вы рано! – раскрасневшаяся, взмокшая подруга высунула голову в дверной проем. – А мы тут ремонт делаем.

– Ремонт? – я пальцами обхватила свою шею, уперев локоть в руку, лежащую на талии, будто таким образом получится сдержать ругательства. Матушка-настоятельница всегда так делала, когда злилась, и, кажется, я переняла ее привычку. – Позволь спросить, для чего вам ведра?

– Воду собрать. Ну, ты чего? Мы котел ремонтируем, а в нем вода!

– Демонтируем! – громко поправил ее Эллад. В ту же секунду в котельной раздался хлопок, свист и грохот.

Дверь распахнулась, и моему взору предстало прекрасное: Эллад, с занесенным над головой топором, покоцаный паровой котел, пробитая труба. Лужа воды на полу даже лужей не была – и Эллад и Нюрка стояли в ней по самые щиколотки. Та, разумеется, потекла в гостиную под моим ошарашенным взглядом. И только я собралась развернуться и уйти, чтобы не видеть всего этого, как во входную дверь постучали.

– Войдите! – разрешил Ральф.

– Хозяева, – Густав, пыхтя, ввалился в гостиную, – я вам котел новый привез! – Протянул руку Ральфу, поздоровался с ним. Потом шагнул ко мне и…

Мужик застыл с непередаваемым выражением лица. Замычал, принялся тыкать пальцем мне за спину, и не успела я вспомнить, что Густав буквально день назад приволок “труп” Нюрки на своем пледе, как тот рухнул на пол без сознания.

Эллад сообразил первым. Бросился к мужику, принялся хлопать его по щекам свободной рукой. Во второй все еще держал топор. Но лучше бы он оставил его в котельной!

– А что это у вас двери открыты? – раздался знакомый голос.

Леди Райра, – мягких облаков ее нервам, – разинула рот в ужасе:

– Убили?! Густав!

Ральф не выдержал и быстро покинул гостиную. Мэй увела Нюрку на кухню, а мы с Элладом остались разбираться со старушкой.

Леди Райра дрожала всем телом, одетым в роскошные меха и драгоценности. Она так и не переступила порог дома, стояла на улице и выстужала гостиную.

– Густав! – звала она мужика, пока Эллад, выпустив наконец топор из рук, волок мастера к дивану.

– Он просто потерял сознание, леди Райра! – прикрикнула я, и старая графиня затихла, всхлипнув.

– Кто эти мужчины, Агата? Что они делают в приюте? Почему тот человек с топором бил Густава?

– Он его не бил, а шлепал по щекам, чтобы привести в чувство.

– А почему Густав без сознания?

– Потому что увидел призрака. Зайдите в дом, холодно!

– Призрака? – леди Райра тут же шагнула через порог. – У вас что, водятся призраки?

– Я тот самый