которой справедливость и честность попросту невозможны, – писал монах. – Именно это, помимо прочего, нам и пытается сказать власть черных».

Культ карго представлял собой своего рода контрмиф – мечту о равенстве и взаимности между черными и белыми. Под товаром, конечно же, понимались сигареты, кока-кола, запчасти к машинам, но также грезы об «общих жизненных стандартах» и равном участии в более широком глобальном порядке. Этот товар представлял собой репарации за все, что колонизаторы отняли у островов южной части Тихого океана, возмещение огромного долга перед местными жителями за принадлежащую им землю, труд и созданные их трудом на этой земле производства, чтобы они могли начать жизнь заново. Подобные культы, включавшие в себя идолов для поклонения, догмы и ритуалы, представляли собой своего рода эксперимент: использование различных подходов, дабы посмотреть, что в итоге из всего этого получится. Биллингс сообщала, что в Новом Ганновере жители Лавонгая вели энергичные дебаты за и против распространившегося там движения. «Ты знаешь, что Америка убивает всех негров?» – с вызовом спросил скептик по имени Боски у бродячего апостола ЛБД, которого звали Оливер. «Ты умен, – ответил тот, – но хорошего способа нас спасти у тебя нет».

* * *

Сакральный характер носит даже не само слово «деньги», а их происхождение (24): в английском языке в основу слова money легло одно из имен богини Юноны, которую еще звали Монетой, ведь именно в ее храме в Риме чеканились деньги, впоследствии наделяясь воображаемой стоимостью. Чтобы люди доверяли этим кусочкам металла, в которых в противном случае не было бы ровным счетом никакого смысла, Юнона, богиня здоровья, присматривала за процессом, защищая их стоимость. На страже разных монет стояли различные боги, от Аполлона до Юпитера и двуликого Януса; на американских долларах до сих пор пишут фразу «На Бога уповаем». На британских фунтах стерлингов, там, где когда-то красовались лики богов, теперь изображают королеву Елизавету II, которая охраняет национальную валюту, следя за ее взлетами и падениями. Говорят, что сама она не носит с собой денег – да и зачем ей, если каждая купюра сама несет на себе ее портрет [11]. Тем не менее на Танне многим представляется совершенно очевидным, что подлинный бог денег – это бог-змей Наква.

Хотя британцы и называют поклонение принцу Филиппу культом карго, именно они распространили по всему земному шару практику обожествления товара, заменив местные торговые традиции новой религией капитализма. Британской империей всегда двигала жажда наживы, ее Вест-Индская компания зачастую считалась первой транснациональной корпорацией современного мира. Она без малого триста лет доставляла в Англию грузы со всех уголков земного шара, торгуя солью, шелком и порохом, скупая идолов, амулеты и драгоценные камни, чеканя собственные монеты и свергая политиков. Следом за торговцами появлялись миссионеры, противоречившие сами себе в своих проповедях, утверждая, что в этой жизни правят бал жадность и иллюзии, зато в загробной всех ждет вечное процветание.

Христианский Бог был своего рода администратором экономики, а Христос выступал в роли средства денежного обращения, чтобы расплатиться за искупление. «Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют их», – поучал Сын Божий. В V веке теологи усматривали в этой фразе откровение о том, что каждый в прямом смысле сможет возвести на том свете дом в виде воздаяния за хорошие поступки, совершаемые человеком изо дня в день, которые в его строительстве будут играть роль золотых кирпичиков. В итоге богатей мог претендовать на недвижимость получше не только на земле, но и на небе (25), чтобы жить у лугов и серных рек по соседству с прославленными святыми. Подобные толкования формировали картину золоченого, обязательно снабженного воротами богатства, которая до сих пор лежит в основе представлений о рае. Когда христианские миссионеры говорили колонизованным народам терпеть ради загробной жизни неволю, лишения и нищету, даже ожидавшее их царствие небесное и то базировалось на богатстве белых. Когда солнце, озарив своим сиянием британцев, двинулось дальше, эстафету подхватила империя американцев, рыскавшая повсюду в поисках миро – той самой вязкой субстанции, которой со времен царя Соломона помазывали божественных королей. Культ карго в современных империях выстроил земные ценности совершенно в ином порядке.

Как сохраняются империи, когда с оккупированных территорий уходят армии завоевателей? В параллельной, теневой версии истории кайзер Вильгельм II, Франклин Д. Рузвельт, Линдон Б. Джонсон и принц Филипп могли бы собраться в небесном зале заседаний и составить план радикального улучшения жизни Меланезии. Но в действительности прибыл один только Филипп, бесстрашно преодолев континентальный сдвиг, разделивший когда-то Англию и Танну. Их до сих пор связывает экономика обожествления, что-то вроде цикличного божественного бартера, несмотря на то что крылатой колесницы у нее больше нет – в 1997 году, когда к власти пришла Новая Лейбористская партия, королевская яхта «Британия» отправилась на вечную стоянку под громогласные требования толпы урезать расходы на содержание короны, и никакой замены ей впоследствии не нашлось. В последующие десятилетия британская монархия, чтобы остаться на плаву, тщательно лелеяла свой корпоративный бренд, к каждому юбилею поставляя груз памятной посуды. В официальной биографии принца Филиппа божественное начало, которым его наделили в тропиках, стало значимым эпизодом и частью его имиджа – эксцентричным ответом критикам, то и дело упоминавшим недостатки принца-консорта, которые тот с такой лихостью демонстрировал на публике. Обожествление Филиппа показывает, что британская монархия даже сейчас, когда над ней сгустились самые туманные сумерки, каким-то образом считает себя отдельной кастой, без конца ностальгирует по славному XVI веку, когда головы королей еще держались на плечах и считались божественными, и с тоской оглядывается на не столь далекие времена, когда Великобритания опутала своими сетями чуть ли не весь мир, пока внутренние процессы не обрубили ей якорь и не отправили дрейфовать дальше в море. Во многих отношениях почитатели требовались Филиппу гораздо больше, чем он им.

Если же говорить об острове Танна, то божественная натура Филиппа принесла ему международную славу и значительно повысила интерес к образу жизни аборигенов, основанному на обычаях, после чего туда устремились туристы и многочисленные съемочные группы. В итоге на международном уровне разгорелась дискуссия о том, что действительно важно на этой земле, а что нет; что ни говори, а само слово «культ» происходит от латинского термина, означающего заботу. И не так уж важно, верит в него кто-то или нет, потому как если и задавать в этом отношении вопросы, то уж точно не о вере. Как писал Мертон, «постоянно присутствуя на страницах газет и на экране телевизора, взлелеянный в мечтах миф приобретает черты реальности!» Божественный культ Филиппа самый что ни есть настоящий, ведь о нем