Эти слова полоснули меня по сердцу словно нож.

Мое положение…

Впрочем, чего обижаться.

Штопанная юбка, мокрые от работы руки сами за себя говорили о моем положении.

Да, я хорошенькая. Но хорошенькая нищенка. Стоит это признать!

Увидев тень боли на моем лице, Кристиан поспешил реабилитироваться.

— Это от чистого сердца, правда. Без задних мыслей, — уверил он меня. — Ваша служанка… То есть, простите, воспитанница — она славная. Такая бесстрашная. И если она единственная, на кого вы можете опереться, единственная, кто вам может помочь, то пусть она поскорее поправится.

Синеглазка Кристиан продолжал мне нравиться. Ох, как он мне нравился!

Меня к нему тянуло, как магнитом.

Он был легкий, как ветер.

С ним было просто говорить, просто смотреть друг на друга.

Им было просто очароваться.

Просто бездна нечеловеческого обаяния!

Так просто шагнуть вперед, глядя в его манящие глаза.

Так просто дать ему свою руку и забыться, с головой кинувшись в водоворот чувств!

Так просто подчиниться магии его улыбок!

Так просто заставить себя поверить в искренность его ласковых слов.

Так просто отдать ему себя всю, без остатка, за право пить нектар его любви…

Но я вовремя одернула себя.

«Он всего лишь старается понравиться тебе, — подумала я с легким разочарованием. — О серьёзности его намерений говорить не приходится. Он просто ищет легкую интрижку».

Пока обдумывала все это, я вдруг ощутила, что его руки обнимают меня.

Крепко и уверенно. И в этих объятьях было по-особенному хорошо. Так, словно он обнимал меня всегда. А я имела право на эти объятья!

Я, как зачарованная, смотрела в его глаза.

А он, все так же весело посмеиваясь, чуть поглаживал мое тело. И сквозь ткань одежды я ощущала успокаивающее тепло его рук. Его нежную ласку. Его любование мной.

Да боги!

Если б не Юджин, если б не его гнусное насилие, эти объятья были бы этой весной у юной Эрики вполне законными!

Нас бы с Кристианом познакомили.

Были бы прогулки по парковым дорожкам, и беседы у пруда.

Мы бы вместе встретили лето, любуясь закатами.

Время текло бы медленно, и беспечная юность с первой влюбленностью были бы прекрасны!

Но…

Все это чертова мачеха и проклятый Юджин у Эрики отняли.

И между Эрикой и Кристианом теперь пропасть.

Огромная пропасть в виде обшарпанного дома, маленького сына, капризничающего в пеленках, и угнетающей нищеты…

— Не нужно этого, — отчаянно проговорила я, понимая, что еще миг — и я не выдержу, сдамся! — Милорд, это плохая, жестокая игра!

— Почему? — спокойно спросил Кристиан, продолжая гипнотизировать меня взглядом.

— Потому, что это кончится моими слезами. Я ведь простая девушка. Заступиться за меня некому. Вы, конечно, можете мне приказать. И мне придется уступить вам, но я не хотела бы этого.

— Не хотели бы? — уточнил он, склонившись ко мне.

Он тянулся к моим губам.

Недвусмысленно.

Но я успела подставить ладонь несмотря на то, что сладость его поцелуя манила меня.

Одурманивала своей доступностью и близостью.

Но я не дала этому свершиться.

И его поцелуй достался моим подрагивающим пальцам.

Поцелуй и озорная улыбка, с которой он встретил мой отказ.

— Нет? — уточнил он.

— Нет, — твердо ответила я.

Он, шаля, прихватил подушечки моих пальцев губами, да так, что мурашки пробежали по моей спине. Кровь вскипела.

— Почему? Эрика, — мое имя в его устах звучало, как музыка. — Мы оба знаем, что вы… не простая девушка. Вы девушка из хорошей семьи, Эрика Эванс. Вы красивая и умная девушка. Вы привлекаете внимание. И вы меня заинтересовали. Вы понравились мне. Я не желаю вам зла, даже напротив. Я мог бы вам помочь. Так отчего нет?

— Оттого, что я уже совершила ошибку, — твердо сказала я. — Когда так же твердо не сказала «нет» тем людям, что не желали мне зла и хотели помочь. И за это сейчас всяк тычет в меня пальцем и считает легкодоступной. И вы — в том числе.

Я мягко, но решительно освободилась из его рук и отступила.

Крупная дрожь била меня.

В лицо Кристиану смотреть было страшно.

Я не боялась его гнева. Не боялась боли или ссоры.

Я боялась того, что он окажется таким же, как Юджин.

Боялась увидеть в его чертах гадливую злобу.

Но, к своему облегчению, ничего этого не произошло.

Мой отказ Кристиан вынес с достоинством.

Он лишь вежливо поклонился мне. Склонил голову и отступил.

— Всего доброго, госпожа Эрика! — произнес он и ушел.

Я проводила его взглядом.

Только сейчас заметила, что слезы так и льются из моих глаз.

Больно было так, словно кто-то ударил меня в грудь ножом и проворачивает оружие там с садисткой жестокостью.

«Правильно, — с отчаянием подумала я. — Я все правильно сделала. Что он мне может предложить? Роль содержанки? Другого от него не жди. Но я не проститутка, и никогда ею не буду! И если хочу, чтобы ко мне относились не как к куску мяса на витрине, мне нужно чтоб мой дом был уважаемым».

Я даже чуть не до крови прикусила губу, чувствуя, как все во мне бунтует от несправедливости.

— Я заставлю себя уважать! — прорычала я, размазывая по горящим щекам злые слезы. — Заставлю! И, вероятно, тогда ты, Кристиан, посмотришь на меня иначе!

Глава 7. Защитники дома

Разумеется, у Ивонны были вопросы.

Но высказать она их не могла.

Я нашла старушку на кухне.

В печи кипел, брызжа пеной на огонь, мой котелок с разварившимся цыпленком. И Ивонна, уронив руки на колени, сидела на ветхом стуле у стола.

Корзинка со спящим Итаном была устроена в самом теплом углу. Младенец спал, причмокивая во сне.

Рядом вертелась малышка Рози. Видно было, что она проголодалась. Но старуха не отваживалась дать ей хоть кусочек колбасы без моего разрешения.

На столе, в развернутой грубой серой бумаге, лежало отличное парное мясо приятного светло-красного цвета.

Много мяса.

И кольцо остро пахнущей копченостями колбасы в блестящей коричневой оболочке.

Ивонна рыдала.

Нет, не от горя. От облегчения.

Она ни словом не обмолвилась, но я знала, чувствовала — она до смерти боится за будущее. Боится, как тонущий человек. Почти смирившийся с неизбежной гибелью и желающий только одного — чтобы было поменьше боли.

Она думала, что мы медленно захиреем от скудной еды.

Думала, что