но в целом достаточно ощутимая и приятная перемена. Даже родинка ее словно уменьшилась и поблекла. Должен сказать, что мы неплохо провели время. Она еще раз поблагодарила за согласие на съемки, сказала, что это будет отличный выпуск, стала расспрашивать про наше кино, я начал думать, что тоже попросится сняться, но нет, ничего подобного. Она оказалась настоящим киноманом, засыпала меня именами актеров и режиссеров, я их как-то не очень запоминаю, особенно актеров, а вот она — настоящая киноэнциклопедия на шпильках. Даже про голубей мы не вспоминали, пока не вышли на улицу. Я уже поверил, что прекрасный вечер плавно перетечет во что-то большее, но на улице, у самого выхода из кофейни, стая этих чертовых голубей вспорхнула прямо перед нами, Валентина стала испуганно уворачиваться, резко развернулась и воткнулась носом и лбом прямо в подоконник, закрыла глаза и шмякнулась на тротуар. Голуби улетели, похихикивая садистским смехом. Уверен, что слышал его.

И вот уже второй раз мы оказались в травмпункте. А мы даже не целовались еще. Со мной явно что-то было не так. Надо бы на досуге обдумать эту мысль. А пока врачи снова смеялись, глядя на Валентину, я чувствовал себя некомфортно, а она знатно расквасила свою мордашку. Лицо заплыло так, будто ее отдубасил Майк Тайсон на пару с братьями Кличко. Хорошо, что подоконник не оказался чуть ниже, а то бы она еще и пару зубов, если не больше, выбила. Ни о каком больше романтическом поцелуе под луной или хотя бы тусклыми фонарями и речи быть не могло. А жаль, вечер действительно складывался неплохо.

В этот раз я не стал сбегать. Усадил Валентину на такси, а сам на «одиннадцатом» отправился домой.

* * *

Следующую неделю мы что-то снимали. Новиков постоянно убегал к своей Снежане. Даже у Марка появились какие-то загадочные дела. Хотя подозреваю, что просто вышла новая игруха, на которую он тут же подсел — уж слишком усердно он поправлял капюшон, когда отпрашивался пораньше. Отснятый материал не вдохновлял. Такими темпами можно снимать десять лет. Нужен был крутой персонаж, действительно крутой, который бы запустил механизм истории на полную катушку, и кино задышало полной грудью, расправило плечи, наполнилось красками и ароматами. Вот такая непонятная образная хрень. Короче говоря, плохо все было с кино, и я опять начал сомневаться. А что если сценарий — это истинный успех фильма? Писать сценарий, что ли? Но я никогда этого не делал и даже не представлял, как это делается.

И вот наконец вышла наша передача. Не скажу, что это была бомба, как пророчила Валентина, но, во-первых, к тому моменту количество просмотров уже перевалило за семьсот тысяч, а во-вторых, известие о том, что мы снимаем кино, даже еще метим отобраться в Канны, не прошло незамеченным. Я бы даже сказал: навело некоторого шороху.

В тот же день мне позвонили из двух газет и попросили о встрече, чтобы взять у меня интервью. Сам не зная почему, я согласился, хотя мог бы просто сказать, что ошиблись номером. Затем позвонил Колян.

— Ну, как мы тебе?

— Нормально вроде. Я, правда, думал, поинтереснее будет. Монтаж у них корявый.

— Да ты что, вообще нормально. У меня даже директриса видела. За ручку теперь со мной здоровается.

— Ну все, жди карьерного роста.

— Ага. Что там со съемками?

— Пока никак. Но скоро, скоро.

— Ага, давайте, а то у меня уже руки прям чешутся.

Руки у него чешутся. Мозги не чешутся?

— Ладно, мне некогда. Поздравляю со славой.

Валентина тоже звонила. Рассказала, что лицо идет на поправку, тоже поздравила с выходом программы, а затем поделилась, что сама она не очень: кажется, у нее начинает развиваться орнитофобия. «Вы же помните, меня голубь клюнул, а потом еще эта травма». Бедняжка, даже на «вы» снова перешла.

— Но теперь не только голуби, но и маленькие воробьи вызывают у меня опасение. Про ворон я вообще молчу, — продолжала она свою исповедь, — от них меня в дрожь бросает.

— Печально.

— Даже не знаю, как на улицу теперь выходить.

— Все настолько серьезно?

— Да. Сестра купила мне каску.

— У тебя есть сестра?

— Есть. Я разве не говорила?

— Нет.

— А это что-то меняет?

— Просто ты не рассказывала про сестру.

— Вот рассказала.

Интересно, а у сестры тоже родинка на носу?

— Что-то мне поплохело. Пойду лягу.

— Хорошо, выздоравливай.

Я представил Валентину в красной строительной каске, передвигающуюся по улицам мелкими перебежками и прячущуюся за углом или внутри зданий при любом шорохе, похожем на шелест крыльев, и мне стало весело. Может, бросить все и заняться ее реабилитацией и вернуть к нормальной жизни? Хоть одно стоящее дело в этой жизни. Ну, уж нет. У меня и так дел по горло.

Во-первых, заказчики словно обезумили и выслали аж семь предложений по работе. Два отмел сразу, а остальные были вполне себе ничего и по заданию, и по оплате. Бизнесмен, кстати, мне отказал, поблагодарил за попытки, но увы — у других варианты оказались поинтереснее. Так что уплыли мои пятнадцать косариков, а жаль. Впрочем, не удивлюсь, если никаких других вариантов и не было, а он просто-напросто меня кинул. Богатыми людьми так и становятся. Ну, и к черту его. Без работы же не сижу. А во-вторых, теперь от желающих сняться у нас в фильме не было отбоя. Все как с цепи сорвались, встречали нас на улице, узнавали.

— Это же вы? Вы, да?

— Кто?

— Ну, вы, которые кино снимаете. «Сам Самыч бичез».

— «Сан Саныч пикчерз».

— Да, это мы! — радостно закивал Саня. Название-то его.

— А вы тоже смотрели передачу с нашим товарищем режиссером? — уточнил Марк.

— Смотрели, смотрели, — неслось в ответ. — Слушайте, а снимите нас тоже. Конечно, не в главной роли, но в каком-нибудь эпизоде, так хочется на себя на экране посмотреть.

— Мне говорили, я фотогеничная.

— А я в школе в драмкружке занималась. У меня одноклассник режиссер. В театре, правда, работает. В последний раз из Нижневартовска звонил, с днем рождения поздравлял. Хотите, я вам стихи почитаю? Пушкина могу или Некрасова. «Крестьянские дети», — и шаркнула ногой, и отвела руку в сторону, и даже воздуха набрала в легкие.

— Не надо. Мы верим, верим. Марк, у тебя все готово?

— Всегда, товарищ режиссер.

И