Федора ее оборвала:

— Денька, не начинай. Знаю сама, что все мужики дебилы, поэтомумы, бабы, должны ими пользоваться. Зачем самой работать, когда всегда найдетсясамец, готовый пахать за тебя.

— Видела я самца твоего, — напомнила Денисия. — Он и сам лохи тебя сделал лохудрой. Так тебя лоханул, даже нам мало не показалось. Если хочешь,честно скажу. Всю жизнь тебя, Федька, умной считала. Хитрая ты — это да.Ленивая — тоже имеется, но и ума у тебя не отнять. Сильный ум и практический,поэтому в сугубо жизненных вопросах всегда я к тебе за советом шла. Даже Зойкуумом ты превзошла. Порой ты мне даже мудрой казалась…

Зная свою скупую на похвалу сестру, Федора насторожилась.

— Постой, погоди! — закричала она, обрывая Денисию. — С чегоэто ты меня так тут нахваливаешь?

Клонишь куда, не пойму.

— А к тому и клоню, что после позора с министром ты, Федька,лучше молчи. И Степку не унижай.

Хватит, может, и дура она, но тебя поумней. Гарик еедействительно любит, а вот у тебя в любви вышел полный прокол. Как хвастала тысвоим министром: и то обещал, и это купил, от любви обезумел… И я тебе верила…

— И я тебе верила, — пискнула Степанида.

— Верили все, — продолжила Денисия. — От успеха тызадаваться стала, слишком высоко себя понесла, уже министершей себя возомнила.А вышло что?

Какой-то старый пердун грубо тобой попользовался да ивышвырнул вон. Где же был твой ум, когда ты с ним связалась? Где же хитрость?Да и не нужны там они. Достаточно просто разуть глаза, и сразу стало бы видно,что он такой же министр, как я балерина. Поэтому больше ты нам советов своих недавай.

— Правильно, — согласилась Степанида. — Помалкивай, разобосралась. Теперь мы сами будем рулить. Привыкла командовать. Идилохом-министром командуй своим, лохудра.

Федора — сильный характер, но от предательства обеих сестерона растерялась. Сочувствия и понимания ожидала она, а вон что получила:злорадствуют, зло насмехаются, вместо того чтобы по-сестрински ее пожалеть.

— У-у, суки-и, — процедила она. — Глумитесь?

Иззавидовались все, а теперь обрадовались? Настала вашапора? Что ж, давайте, торжествуйте! Радуйтесь моему горю! Топчите! Топчитеменя..

Не смогла продолжить. Спазм сдавил горло, под насмешливымивзглядами сестер Федора запнулась и, почувствовав себя слабой, раздавленной,беззащитной, в голос, с надрывом вдруг заревела — слезы хлынули проливнымпотоком.

Денисия и Степанида, к злому отпору готовые, растерялись, нотут же следом, осознавая Федькину боль, завыли. Им было жалко Федору. Им былоне просто стыдно, им страстно, жгуче, невыносимо хотелось, чтобы этот чертовжених превратился в министра. В министра без жены и детей, но зато с огромнойлюбовью к Федоре. И казалось им, что все земные сокровища стоит за это отдать.

Сама же Федора, ощутив добрый отклик сестер, еще больше себязажалела и завыла сильней. И тут же новым приступом ора отозвались еесестрички. Так сидели они, обнявшись и поливая друг друга слеза ми. И на местожестокой щемящей боли приходила уверенность, что втроем они сила. Значит,выстоят сироты и в этой беде, значит, прорвутся в светлое будущее. И сквозьслезы засмеялись девчонки — сладкий смех, почти истома, когда радость смешаласьс горем…

И вплелся в их смех, в их слезы мобильный звон.

— Мне! — хватая трубку, закричала Федора. — Мне! Мне! Он!Он!

Это был действительно он, министр… Или псевдоминистр —неважно. Важно другое: он прощения просил. Был растерян, убит, все твердил:

— Мне без тебя не жить. Ты ушла, разрыв, и я сразу понял.Все понял. Схожу с ума. Мне без тебя не жить. Только ты. Ты и я!

Федька слушала и тайком скулила, смахивая свободной рукойслезинки со щек. Она даже не стала спрашивать: «Как же дети? Как же жена?»

Сам все сказал:

— Только ты. Не волнуйся, решу. Есть силы, есть средства.Все, что хочешь, получишь: шубу норковую, двухэтажный коттедж, домработницу,автомобиль… Будешь счастлива, клянусь! Где твои сестры?

Ты одна?

— Одна, — не зная зачем, солгала Федора и добавила:

— Мои двойники куда-то умчались.

— Жду тебя. Приезжай.

«Двойники» — Денисия и Степанида, напряженно всматривавшиесяв лицо сестры, затараторили сразу, как та отключила трубку:

— Кто? Зачем? Откуда?

— Девочки, он! — со счастливой улыбкой сообщила Федора.

— Министр?

— Министр.

— Вот это да! — радостно выдохнула Степанида. — И чтоговорил?

— Опомнился. Просил, чтобы я поскорей приезжала. Клянется,что любит, что бросит детей и жену.

Автомобиль обещал купить. Говорил, что поможет, спрячет,надежно спрячет меня.

«А как же мы?» — прочитала в глазах сестер Федора ирастерянно спросила:

— Девочки, что же мне делать? Про вас он ни слова неговорил.

Степанида оторопело уставилась на Денисию.

— Значит, всем помочь он не в силах, — отрезала та. —Отправляйся, Федька, к министру. На «Феррари» к отелю уже опасно, тачку лови искорей поезжай. О нас не волнуйся. Нам даже лучше: было три проблемы, останетсядве. Я и Степка выкрутимся.

Главное, пусть не тянет министр твой, сегодня же пустьотправит тебя от Москвы подальше, а за нас ты сердце не рви.

— Ой, девочки, родные мои, любимые, спасибо! — обрадоваласьФедора и следом встревожилась:

— А вы и вправду не обидитесь?

— Иди уж, не тяни, с чего нам обижаться, — криво усмехнуласьДенисия, великодушно прощая маленькое предательство сестры.

И все же Федора не сразу поверила.

— Нет, правда? — спросила она.

Грубовато встряла Степанида.

— Да топай отсюда, — толкнула она сестру. — Обидитесь, необидитесь. Хорошее время для гаданий нашла. На кой ты нужна нам, обуза? Баба свозу, кобыле легче. Давай отчаливай, министра сваво поскорей хомутай, пока скрючка пузан не сорвался.

— А вы куда?

— А мы к моему Гарику.

— Да-да, — подтвердила Денисия, — мы туда.

Нас двое, ему теперь проще.

Федора успокоилась, расцеловала сестер и, уже покинув«Феррари», снова сунула голову в дверь:

— Короче, девчонки, если Гарик вдруг не поможет, мало личто, сразу дуйте ко мне. — Подумав, она добавила: