— Я тоже с тобой не прощаюсь, — настаивал Гарри, ухмыляясь, прежде чем заключил меня в крепкие медвежьи объятия. — Мне было приятно узнать тебя, сынок. Ты хороший человек.

— А ты — самый лучший.

Гарри выпустил меня из объятий и похлопал по плечу.

— Я буду скучать по тебе.

Я не мог произнести эти слова в ответ, не поперхнувшись, но кивнул. Потому что тоже буду скучать по нему. Больше, чем он мог себе представить.

Я уже чертовски устал скучать по людям.

— О, подожди секунду. — Гарри поднял палец и засунул руку в сумку, которую принес с собой. Он достал завернутую коробку размером чуть меньше моей руки и протянул ее мне. — С Рождеством, Солджер.

— Гарри, какого хрена? — Я повертел коробку в руках. — Ты не должен дарить мне дерьмо.

Он беззаботно пожал плечами.

— Теперь ты свободный человек. Я могу делать все, что, черт возьми, захочу. Но, эй, не открывай его сейчас, хорошо? Подожди, пока не окажешься в машине, или дома, или еще где-нибудь.

Дома. Черт, я не мог поверить, что действительно еду домой.

Я ненавидел то, как тряслись мои ноги и руки, когда снимал с плеча мешок и клал в него подарок. Гарри не понял… или, черт возьми, может, и понял — что, блядь, я знал? Но дело было в том, что я не получал подарков — настоящих, честных, завернутых в бумагу и все такое — с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Маме было не до того, чтобы наряжать елку, не говоря уже о том, чтобы купить мне подарок и завернуть его. С этой штукой в мешке я едва ли знал, что делать со своими эмоциями: поэтому закинул мешок на плечо и кусал себя за щеку, пока желание плакать или прыгать, как маленький ребенок, не утихло.

Я прочистил горло и посмотрел в сторону двери. Машина была здесь и ждала, простаивая на стоянке.

Гарри проследил за моим взглядом и глубоко вздохнул, прежде чем сказать:

— В любом случае, еще увидимся, хорошо?

Я кивнул, не зная, увижу ли я его когда-нибудь снова. И не зная, что буду делать без него.

— Да.

— Я горжусь тобой, сынок, — сказал Гарри, когда другой офицер сообщил мне то, что мы уже знали — что за мной приехало такси. — У тебя хорошая жизнь, понимаешь?

Я протянул руку, чтобы схватить его за плечо и сжать, чтобы он понял, что я это имел в виду, когда говорил:

— Спасибо, Гарри.

Затем, поскольку я не собирался больше прощаться, только не с ним, повернулся и прошел через двери, ворота и все то, что отделяло меня от внешнего мира в течение почти десяти лет. Потом сел в машину, впервые с тех пор, как был гораздо моложе, и назвал водителю адрес того дрянного многоквартирного дома, в котором когда-то жил с матерью.

Я смотрел, как исчезает из виду исправительная колония «Уэйуорд», и по мере того, как расстояние увеличивалось, странное, сокрушительное чувство тоски по дому все глубже оседало в моем нутре. Понимал, что должен был радоваться тому, что вышел на свободу, что уехал, и, наверное, в какой-то мере так оно и было. Но не мог ничего поделать с тем, что мне было грустно и более чем страшно от того, с чем я столкнусь на улице. Мир никогда не был очень добр ко мне, и я не ожидал, что он начнет это делать сейчас. Особенно теперь, когда у меня на спине была приклеена большая и толстая табличка с надписью «ОСУЖДЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК», набранной жирным красным шрифтом.

Но я не собирался думать об этом сейчас. Не сейчас, когда у меня в сумке лежал подарок, и я был слишком взволнован, чтобы не открыть его.

Поэтому, разорвав бумагу, я обнаружил небольшой конверт, приклеенный к белой коробке. У меня перехватило дыхание, когда я отодвинул конверт и увидел, что держу коробку от долбанного айфона — то, что я никогда раньше не держал в руках, не говоря уже о том, чтобы владеть им

— Какого хрена, Гарри? — пробормотал я, нахмурил брови и вскрыл конверт руками, которые так сильно не тряслись с тех пор, как охранник впервые велел мне нагнуться и развести их.

Солджер,

Прежде чем ты начнешь думать, что это слишком экстравагантный подарок, позволь напомнить тебе, что ты теперь свободный человек, и я могу подарить тебе все, что, черт возьми, захочу. Так что прими его и двигайся дальше.

Кроме того, он активирован и оплачен. Так что об этом тоже не беспокойся.

Мой номер — единственный, который сейчас на нем. Используй его. Я сказал тебе, что не прощаюсь, и я это имел в виду. Если понадоблюсь тебе, я буду рядом, днем или ночью — не сомневайся.

О тебе заботятся, Солджер, и пока я рядом, ты никогда не будешь одинок в этом мире. Тебе всегда будет куда пойти. Помни об этом.

Гарри

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

НЕПРОШЕНЫЙ СЮРПРИЗ

Исправительное учреждение «Уэйуорд» находилось в двух часах езды от места, где я вырос, на южном побережье Коннектикута, и всю дорогу я проверял свой новый телефон, пока таксист вел назойливую светскую беседу.

— Ты был заключенным, да? — спросил он.

— Да, — ответил я, включив телефон и удивляясь гладкому и яркому экрану.

— И как долго ты сидел в тюрьме?

— Э-э… девять лет и несколько месяцев.

— Ничего себе. Что ты натворил? — Его глаза метнулись к зеркалу заднего вида и встретились с моими.

— Убил своего лучшего друга, — пробормотал я, нажимая указательным пальцем на иконку, похожую на телефон. На экране появился список избранного, и единственным именем в нем было Гарри.

Таксист пробормотал потрясенное: «Черт», — пока я с трудом отправлял сообщение своему единственному живому другу.

«Я только что избавил себя от двух неловких часов светской беседы», — напечатал я с торжествующей ухмылкой, когда водитель