своей подушке алую розу, красиво перевязанную атласной лентой с новогодним принтом…

Словом, ничто не предвещает беды.

Сергей Евгеньевич встречает нас на подъёмнике — к моему удивлению, без паникера-помощника, но зато в компании своего зловредного избалованного сына.

Надо же, а мне казалось, что после вчерашнего публичного замечания он начнёт игнорировать папашу по полной программе. И судя по тому, как последний и сам порой удивлённо поглядывает на него, наши несбывшиеся предположения совпадают.

Вместе с нами на кресельный подъёмник к открывшейся новой трассе загружается и группа «золотой молодежи», которая вчера прибыла на курорт. Они такие активные и шумные, что их возбужденные смеющиеся голоса разносятся по всем близлежащим окрестностям.

Сергей Евгеньевич слегка мрачнеет, неодобрительно кривясь при каждом косом взгляде на них.

— Опять эти фрирайдеры безголовые, — ворчит он угрюмо. — Каждый сезон одно и то же. Надеюсь, сегодня у них хватит мозгов кататься в пределах трассы и не лезть на рожон! А то опять всех спасателей на уши поставят… а то и сами сгинут.

— Это вряд ли, — ухмыляется Колька. В отличие от отца, очевидно, что ему эти «безголовые» вполне себе по вкусу.

— Не вздумай к ним присоединиться, Ник. Ты знаешь, что я этого не потерплю!

— Да ладно, ну чё ты завелся…

Они усаживаются на парные кресла подъёмника и умолкают, а мы с Морозовым устраиваемся на следующих.

— Кто такие фрирайдеры? — спрашиваю я у него с любопытством.

— Те, которые предпочитают кататься на лыжах или сноубордах вне подготовленных и безопасных трасс, — неохотно поясняет Морозов, задерживая на мне долгий жаждущий взгляд. А потом вдруг сам интересуется: — Как спалось?

— Отлично.

— А мне не очень. Долго не мог уснуть… — сообщает он таким интимно-медленным тоном, что у меня вспыхивают щеки.

— Диван в гостиной неудобный, наверное, — бормочу в ответ.

— Нет, просто соседка слишком соблазнительная. А спит при этом глубоко и безмятежно, как ангел.

Приятное смятение уже привычно окутывает душу будоражащим теплом. Он смотрел на меня в постели! Господи, надеюсь, одеяло не сильно сбилось во сне, ведь на мне была только маечка на тонких лямках.

Да уж, все мысли теперь только об этом и крутятся. Не увидел ли Морозов чего нибудь лишнего…

Вообще я в принципе понимаю, чего он сейчас добивается такими разговорами. Как и большинство мужчин, наверное, желает увидеть внятную реакцию в ответ на материальный знак своего внимания. Утренний подарок на моей подушке.

— Спасибо за розу, — робко улыбаюсь ему. — Она чудесна. Такое прекрасное утреннее виденье…

Ещё не договорив, вижу, как расширяются зрачки в потемневших синих глазах Морозова.

— Кто этим утром действительно прекрасное виденье… — он придвигается ближе, почти касаясь моих губ своими, — … так это ты, Ника.

У меня слегка учащается дыхание, но я не отодвигаюсь. Неужели сейчас поцелует?.. Боже, как сердце колотится…

Очередной взрыв фрирайдерского смеха далеко впереди разбивает наше интимное мгновение, словно грубо брошенный кем-то булыжник. И тогда Морозов сам отстраняется с философски кривой полуулыбкой, словно иронизируя над самим собой.

Как оказалось, этот маленький личный момент не прошел незамеченным для одного из окружающих. Какое-то время Колька ведёт себя нормально и вроде бы совсем не обращает на меня внимания. Но уже на горной трассе снова проявляет свою истинную натуру.

Подгадав удачное мгновение, когда Морозов отвлёкся на беседу с его отцом, Колька вдруг приближается ко мне и насмешливо произносит:

— А ты, кажись, растешь на глазах. Зацепила такого крутого мужика и даже не шарахаешься от него. Уже и сосетесь почти у всех на виду! Наверно, и ноги раздвинуть успела, раз до сих пор с тобой возится. Чё, наша Снедурочка реально растаяла, а?

— Коль, тебе не надоело доставать меня? — устало спрашиваю его вместо ответа.

— Не-а. Отстану, когда и передо мной ножки развинешь, — продолжает тихо глумиться Колька, — Хочу заценить, чё за кусок льда там у тебя вместо нормальной киски, как у других тёлок.

От его пошлой скабрезности меня аж передергивает.

— Ясно. Озабоченный — это твой диагноз, — отворачиваюсь я.

— А твой — фригидность, — без особого пыла огрызается Колька и, помедлив, вдруг признается: — Не, ну я серьёзно. Может, дашь ещё один шанс? Радуйся, зацепила ведь. Или теперь после своего Морозова нос воротишь от простых смертных?

Этот бессмысленный для меня вопрос я игнорирую, прикидывая, как бы отвязаться от приставучего мажора.

Тем временем, словно почувствовав, что о нем говорят, Морозов оглядывается на нас. И тут же, нахмурившись, прерывает беседу с Сергеем Евгеньевичем, чтобы помахать мне рукой с очевидным приглашением немедленно присоединиться к нему.

Колька мрачнеет, как грозовая туча, но по обыкновению старается спрятать дурное настроение за издевательским хмыканьем.

— Фигасе, как пасет тебя новый папик! Видать, хорошая из тебя соска…

— Коля, ты реально больной! — перебиваю я его проникновенно. — Оставь меня, пожалуйста, в покое.

И спешно направляюсь прочь, пока он не ляпнул еще какую-нибудь гадость.

Новый день на горной трассе складывается поначалу хорошо. У меня уже наработаны зачатки мало-мальски полезного опыта, и это помогает обуздать страх потери контроля над капризными лыжами. А Морозов постоянно держится рядом, не давая больше Кольке не то, чтобы снова заговорить со мной, но даже просто приблизиться.

В конце концов тот оставляет все попытки и вместо этого бросается в другую крайность.

Экстрим.

Начинается всё как-то резко — самоуверенный мажор выпендривается и лихачит на лыжне, демонстрируя трюки на грани членовредительского безумия. И при каждом взгляде на его финты меня охватывает недоуменный ужас.

Не понимаю… зачем так играть своей жизнью?.. Ведь малейшее неловкое движение — и любой лыжник может стать инвалидом на всю жизнь! А то и вовсе погибнуть…

Но Колька, по-видимому, даже не парится об этом. А Сергей Евгеньевич так вообще настолько привык к сыновьим закидонам, что давно махнул на его выходки рукой. Или просто решил, что рисковать собственным здоровьем в рамках установленных правил горнолыжной трассы у того есть полное право.

Тем временем Морозов наблюдает за происходящим с равнодушием человека, привыкшего к безумию окружающих.

Ну да, наверное, в мире шоу-бизнеса полным-полно таких, как Колька. Молодых, глупых. Живущих одним днем в гонке за удовольствиями и не задумывающихся о последствиях рискованного поведения.

— Доиграется мальчик, — слышу вдруг сожаление в его голосе. — Сочетать спорт и всякую допинговую дрянь — плохая затея.

Я изумленно таращусь на него.

— В смысле?

— Он под кайфом с самого утра, судя по его зрачкам, — поясняет Морозов. — И возможно, закидывается чем-то регулярно. Интересно, в курсе ли его папаша. Наверное, нет, иначе бы давно отправил на реабилитацию… Адекватность наследника бизнеса под