– Сейчас я сниму заклятия со своего кольца, и… Словом, меня не станет… А ты возьмешь его и получишь право в случае нужды действовать именем Ордена. Кольцо назгула отливают из иноцерамия: редчайший благородный металл, на треть тяжелее золота – ни с чем не спутаешь. Люди боятся этих колец и правильно делают: твое же будет чистым – никакой магии, но знать об этом будешь только ты. Не испугаешься?

– Нет. Я ведь хорошо запомнил: с человеком, который не боится, ничего случиться не может. Это и вправду древняя магия?

– Древнее не бывает…

Он внезапно понял, что Шарья-Рана пытается ему улыбнуться – и не может: темнота под его капюшоном, недавно еще переменчивая и живая, как ночной ручей, стала похожа на брикет угольной пыли.

– Прощай, Халаддин. И помни: у тебя в руках есть все, что нужно для победы. Повторяй это как заклинание и ничего не бойся. А теперь держи… и – отвернись.

– Прощайте, Шарья-Рана. Все будет как надо, не беспокойтесь.

Бережно приняв из рук назгула тусклое тяжелое кольцо, он послушно отошел в сторону и не видел уже, как тот медленно откидывает капюшон. И лишь услыхав за спиною стон, исполненный такой муки, что сердце его едва не остановилось (вот что означает – «вся боль Мира, весь страх Мира, все отчаяние Мира»!), он обернулся – но на том месте, где только что сидел Шарья-Рана, уже не было ничего, кроме тающих на глазах лохмотьев черного плаща.

– Это ты кричал?

Халаддин обернулся. Молниеносно повскакавшие на ноги товарищи (барон еще продолжал по инерции вращать вокруг себя зловеще поблескивающее Снотворное) хмуро глядели на него, ожидая объяснений.

Наверное, специалист по части тайных операций действовал бы иначе, но он таковым не был и потому просто рассказал им все как есть – понятное дело, не отягощая мозгов орокуэна всяческими «параллельными мирами». Итак, к нему явился назгул (вот смотрите – кольцо) и поведал, будто бы он, Халаддин, – единственный человек, способный помешать эльфам превратить все Средиземье в свое поместье, а людей – в крепостных. Для этого он должен уничтожить Зеркало Галадриэль. Сроку – сто дней. Он решил принять на себя эту миссию – раз уж так сложилось, что больше некому. Как именно приступать к делу, у него пока нет ни малейшего представления, но авось что-нибудь да и придумается.

Цэрлэг кольцо оглядел с опаской и в руки его брать, понятное дело, не стал (береженого Единый бережет!); по всему было видать, что доктор теперь поднялся в его глазах на совершенно недосягаемую высоту. А вот назгулы, между прочим, здорово упали: посылать человека на верную смерть – это нормально и естественно, на то и война, но вот ставить перед подчиненным заведомо невыполнимую задачу… Словом, настоящий фронтовой офицер так никогда бы не поступил. Пробраться в Лориен, куда еще ни один человек не проникал, найти во вражеском населенном пункте неизвестно где спрятанный и наверняка хорошо охраняемый объект, который к тому же нельзя уничтожить на месте, а надо выкрасть и потом тащить на себе хрен-те куда… Во всяком случае, пока ему, командиру разведвзвода Кирит-Унгольского егерского полка Цэрлэгу, не будет поставлена четкая задача – от сих до сих, он и пальцем не шевельнет: он в эти дурацкие игры – «пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что» играть не собирается… А вот это уже ваши проблемы, господин военлекарь второго ранга – это вы, между прочим, старший по званию.

Тангорн был краток:

– Я дважды ваш должник, Халаддин – так что если третий меч Гондора может чем-то помочь в этой миссии, то он в вашем распоряжении. Но сержант прав: лезть в Лориен напрямую – это просто самоубийство, у нас не будет ни единого шанса. Надо придумать какой-то обходной маневр, а это, как я понимаю, по вашей части.

Так вот и случилось, что спать на исходе той ночи он улегся уже в качестве командира отряда из трех человек. Причем оба его подчиненных – отменные профессионалы, не чета ему самому, – ждали от него четкой задачи, коей он им – увы! – поставить не мог.

Весь следующий день Халаддин просидел в лагере у ручья; он заметил, как товарищи ненавязчиво отстраняют его от всяческих хозяйственных дел («Твоя задача сейчас – думать»), и с крайним неудовольствием понял, что «работать на заказ» у него не выходит – хоть тресни. Сержант кое-что порассказал ему о Лориене (орокуэну как-то раз довелось участвовать в рейде по окрестностям Зачарованного леса): о тропинках, аккуратно обсаженных столбиками с надетыми на них черепами незваных визитеров; о смертоносных ловушках и летучих отрядах лучников, осыпающих тебя тучей отравленных стрел и тут же бесследно растворяющихся в непроходимой чаще; о ручьях, чья вода вызывает у человека неодолимый сон, и о золотисто-зеленых птицах, которые собираются стайкой вокруг любого появившегося в лесу существа и начисто демаскируют его своим дивным пением. Сопоставив все это с тем, что поведал ему о нравах и обычаях лесных эльфов Шарья-Рана, он понял: эльфийский социум абсолютно закрыт для чужаков, а попытка проникнуть в Зачарованный лес без местного проводника окончится на первой же миле.

Некоторое время он обдумывал вариант с использованием планера, который, как он помнил, оставил в Дол-Гулдуре Шарья-Рана (именно отсюда мордорцы совершали раньше эпизодические облеты Лориена). Ну, долетит он (пускай не он сам, а некто, смыслящий в пилотировании) по воздуху до эльфийской столицы и сумеет приземлиться там на какую-нибудь полянку; ну, украдет или захватит с боем Зеркало (допустим на минутку и такое): а дальше что? Как его оттуда вытащить? Планерной катапульты там нет (откуда ей взяться), да и кто приводил бы ее в действие? К тому же нет на свете такого планера, чтобы поднял груз в десять центнеров. Да, с этого конца тоже ничего не выходит… Попробовать захватить в плен кого-нибудь из эльфийских командиров и заставить его провести их отряд через ловушки Зачарованного леса? Тот наверняка наведет их прямиком на засаду: если то, что он узнал об обитателях Лориена, правда, эльф наверняка предпочтет смерть предательству…

Не обошел он вниманием и записи, найденные ими среди вещей Элоара. То были по большей части хозяйственные путевые заметки; единственным же содержательным текстом оказалось неотправленное письмо, начинающееся словами «Милая матушка!» и адресованное «Леди Эорнис, клофоэли Владычицы». Почти половину его занимало замечательное по своей художественной выразительности описание долины реки Нимродэль – с этим местом у них с матерью, похоже, были связаны какие-то особо теплые воспоминания (вообще чувствовалось, что память о рощах достающих до самого неба мэллорнов, где в изумрудной траве прячутся россыпи золотых эланоров, служила эльфу душевной опорой среди ненавистных мордорских песков). Элоар также тревожился, верны ли слухи о размолвке его кузины Линоэль с женихом, досадовал на своего старшего брата Эландара – зачем тот «пробуждает несбыточные надежды в душах своих подопечных из Гондора и Умбара», радовался за мать – ведь именно ей в этом году выпала высокая честь организовывать летний Праздник танцующих светлячков… Ну и прочая ерунда – в том же духе. Что семейство Элоара входит в самую что ни на есть лориенскую элиту (эльфийскому званию «клофоэль», как он знал из разъяснении Шарья-Раны, трудно найти точный аналог – не то фрейлина, не то королевский советник) – так они догадывались об этом и раньше. Что эльфы осуществляют тайное проникновение в самые разные государства Средиземья, а ведает этой деятельностью, в числе прочих, некто Эландар – это наверняка небезынтересно для тамошних властей и контрразведывательных служб, но к их собственной миссии отношения явно не имеет… Одним словом – тут тоже полный голяк.