– Что с вами?

– Ничего, Йовин, кажется, зрение возвращается.

– Нет, правда?!

Все вокруг плавало и шло радужными ореолами, но боль быстро утихла. Когда же принц наконец отер слезы и впервые разглядел Йовин, сердце у него сперва замерло, а затем обдало его обжигающей волной: перед ним была та самая девушка, которую он нарисовал в своем воображении. Не похожая, а именно та – от цвета глаз до жеста, которым она поправляет волосы. «Это я сам ее создал, – обреченно подумал он, – и теперь никуда уже не денусь».

…Форт Эмин-Арнен, имеющий отныне служить резиденцией Его Высочества князя Итилиенского, никаким фортом, собственно говоря, не был. Это был циклопических размеров бревенчатый дом о трех этажах с невероятно запутанной планировкой и кучей архитектурных излишеств – всяческих башенок, светелок и внешних галерей. Смотрелось это все, однако, на удивление гармонично: чувствовалось, что к его созданию приложили руку уроженцы Ангмара – именно там, на далеком лесном Севере, процветает подобное деревянное зодчество. Расположен он был с точки зрения ландшафтной архитектуры выше всяческих похвал, а вот с военной – хуже некуда, что называется, ни Богу свечка, ни черту кочерга: ничто ни от чего не прикрывал. К тому же окружающий его частокол неведомые эстеты от фортификации сооружали со столь явным отвращением к своему делу, что он тянул разве что на учебное пособие для Военно-инженерной академии – «Как не надо строить внешние укрепления: найди восемь ошибок». Вероятно, именно по этой причине Эмин-Арнен был оставлен мордорцами без боя – как заведомо незащитимая позиция, и достался своим нынешним хозяевам в целости и сохранности.

Впрочем, кого тут следовало бы называть «хозяином», было не вполне ясно. Князя Итилиенского, во всяком случае, назвать таковым можно было бы лишь в качестве издевки: он не обладал даже правом самостоятельно выходить за ворота форта. Его гостья, сестра короля Роханской Марки Йовин, с немалым удивлением поняла, что имеет тот же странный статус, что и принц. Она безо всякой задней мысли попросила вернуть ей меч, пошутив при этом, что без оружия чувствует себя не вполне одетой, – и услыхала ответную шутку: «Красивой девушке дезабилье всегда к лицу». По челу Йовин пробежало облачко досады: комплимент лейтенанта Белого отряда (сорока человек, выделенных им Арагорном в качестве личной охраны) был, даже на ее раскрепощенный вкус, на грани фола; положив для себя впредь держаться с этой публикой более официально, она пожелала видеть командира отряда капитана Берегонда.

В конце концов, всякая шутка имеет свои границы; они не в Минас-Тирите, и гулять безоружной по здешним лесам, где запросто могут шастать недобитые гоблины, по-настоящему опасно. – О, Ее Высочеству не о чем беспокоиться: гоблины – это проблема ее телохранителей. – Уж не хочет ли он сказать, что ее повсюду будут сопровождать те четверо мордоворотов? – Несомненно, и на то имеется личное распоряжение Его Величества; впрочем, если Ее Высочеству не нравятся эти четверо, их можно заменить другими. – Между прочим, Арагорн ей не государь и не опекун, и, если так дело пойдет, она тотчас же возьмет и вернется обратно в Минас-Тирит… или даже не в Минас-Тирит, а в Эдорас! – К сожалению, до письменного приказа Его Величества это тоже невозможно. – То есть… то есть, попросту говоря, она пленница? – Ну что вы такое говорите, Ваше Высочество! Пленники – те под замком сидят, а вы – да скачите себе куда угодно, хоть до самого Минас-Моргула (не к ночи он будь помянут), но только при охране и без оружия…

Странное дело, но Йовин лишь теперь осознала, что отсутствие меча на поясе Фарамира может объясняться вовсе не причудами поэтической натуры принца, а вполне земными причинами.

Одним словом, выходило – методом исключения, – что настоящим хозяином Итилиена является Берегонд – но уж это было заведомой чушью: достаточно хоть раз взглянуть, как тот пробирается бочком по коридорам форта, стараясь не встретиться глазами со своим пленником. Капитан был конченым человеком, поскольку знал: именно он охранял покои Денетора в день трагедии и он же публично объявил о самоубийстве короля; знал – однако ничего этого не помнил. В памяти его на месте того кошмарного дня зияла какая-то обугленная дыра, в которой по временам угадывалась белесая тень Митрандира; тот, похоже, имел некое касательство к этому делу, но какое – Берегонд понять не мог. Трудно сказать, что удержало капитана от того, чтобы покончить с собой; может быть, вовремя сообразил, что тем самым полностью возьмет на себя вину за чужое преступление – на радость настоящим убийцам. В Минас-Тирите его с той поры окружала глухая стена презрения – в историю с самосожжением, разумеется, мало кто поверил, – так что о лучшем командире для Белого отряда Арагорну нечего было и мечтать: понятно, что на этой должности нужен человек, который ни при каких обстоятельствах не столкуется с Фарамиром. И вот тут Арагорн, при всем своем знании людей, допустил ошибку: он никак не предвидел, что принц, который в детстве частенько сиживал на коленях у Берегонда, окажется едва ли не единственным на весь Гондор человеком, верящим в невиновность капитана.

Люди же из Белого отряда, которые не только несли охрану форта, но и исполняли все обязанности по дому – от мажордома до повара, – с принцем практически не общались. «Так точно, Ваше Высочество», «Никак нет, Ваше Высочество», «Не могу знать, Ваше Высочество» – причем «не могу знать» отчетливо преобладало. Велено охранять – охраняют, велят прикончить – прикончат; только вот разобраться – кем именно велено – Фарамир так и не смог: в то, что эти головорезы реально подчиняются Берегонду, он не верил ни на грош. При этом от Арагорна никаких депеш вроде бы тоже не поступало: разве что у них налажена конспиративная связь с Минас-Тиритом через голову капитана – но к чему такие сложности?..

Да, поистине странная компания обосновалась той весною под крышей Эмин-Арнена; самое же забавное – все участники спектакля «Князь Итилиенский и его двор» в трогательном единстве пеклись о том, чтобы странности эти не стали достоянием досужих языков за воротами форта – там, где шла нормальная человеческая жизнь.

В этой жизни редкий день обходился без того, чтобы Фарамир не благословил новых своих подданных – очередную группу переселенцев из Гондора. Многие из них, однако, не спешили предстать пред светлы очи, а, напротив того, забивались в самую дальнюю лесную глухомань: сборщики податей явно представлялись им существами более зловредными и опасными, нежели «гоблины», которыми якобы кишмя кишели здешние чащобы. За годы войны эти люди научились мастерски владеть оружием, напрочь отвыкнув при этом гнуть спину перед лендлордами, так что контролировать возводимые ими укрепленные лесные хутора князь Итилиенский не смог бы и при всем желании – коего у него не было. Он старался лишь доводить до сведения новоприбывших, что здесь никто не собирается состригать с них шерсть вместе с кусками шкуры, и, пожалуй, небезуспешно: во всяком случае, в Поселке стали регулярно появляться угрюмые вооруженные мужики с дальних выселок, предметно интересующиеся ценами на мед и копченую оленину. По всему Итилиену в тот год стучали топоры: поселенцы рубили избы, расчищали лес под пашню, ставили мельницы и смолокурни: они обустраивались в заандуинских лесах всерьез и надолго.