Халаддин мучился так весь день, полночи провел у костра за крепчайшим чаем и, так ничего и не придумав, разбудил Цэрлэга и завалился спать – утро вечера мудренее. Надо сказать, что, поглядев с вечера на спокойно и основательно готовящихся к походу товарищей, он твердо положил себе: расшибиться в лепешку, но придумать хотя бы какое-нибудь промежуточное решение. Даже он понимал: армия, стоящая день за днем в ожидании, без ясного приказа, разлагается в полный кисель.

Спал он в ту ночь скверно, несколько раз просыпался и по-настоящему забылся лишь с рассветом. Он увидел чудесный цирк-шапито и себя – сбежавшего с уроков второклашку с оттопыренными ушами и пальцами, липкими от сахарной ваты. Вот он с замершим сердцем следит за немыслимо прекрасной девушкой в белоснежной накидке, отрешенно идущей над темною бездной по тончайшему золотому лучу; он никогда раньше не видел, чтобы канатоходец при этом еще и жонглировал тремя большими шарами – как же это возможно? «Но что это?!! Да ведь это же Соня! Не-е-ет!!! Остановите ее – это совершенно не ее дело, она не умеет!.. Да-да, я понимаю – ее уже не вернуть: назад – еще страшнее… Да-да, если она не испугается, с нею ничего не случится – это древняя магия… Ну конечно же, магия: ведь шары, которыми она жонглирует – это не что иное, как палантиры! Все три Видящих камня, до которых можно добраться в этой части Средиземья, – это мы сами разыскали их и отдали ей… Интересно, если у нас с Соней будет по палантиру, можно ли передать через него прикосновение?..»

С этой мыслью он и проснулся; оказалось – давно уже утро. Над костром уютно булькает котелок – Цэрлэг наловил силками несколько кекликов, – а Тангорн любовно возится со своим обожаемым Снотворным. Именно солнечный луч, отраженный лезвием меча, и разбудил Халаддина: трогать доктора товарищи явно не собирались – хотели, чтобы тот выспался вволю. Проводив глазами стремительный блик, пробежавший дугою по камням на теневой стороне распадка, он грустно подумал: вот кто без проблем достиг бы дворца Владычицы Галадриэль – солнечный зайчик!..

…Ослепительная вспышка осветила все закоулки его измученного мозга, когда две эти мысли – последняя мысль сна и первая по пробуждении, – разлетаясь навеки, по чудесной случайности соприкоснулись кончиками крыльев. Вот вам и решение – послать при помощи палантира солнечный зайчик… Подобные прозрения снисходили на него далеко не впервые (например, когда он догадался – и доказал, – что сигнал, идущий по нервному волокну, имеет не химическую, а электрическую природу) – и все же каждый раз в этом есть некая волшебная новизна, как во встрече с любимой… Любое творчество имеет две составляющие: миг озарения, а затем кропотливая техническая работа (иной раз – на годы), конечная цель которой – сделать то, что открылось тебе, доступным для остальных людей. Природа озарения едина – хоть в поэзии, хоть в расследовании преступлений, откуда оно берется – неведомо никому (ясно лишь, что не из логики); само же это мгновение, когда ты – пусть даже на неуловимо краткое время! – становишься вровень с самим Единым, и есть то единственное, ради чего по-настоящему стоит жить…

– Господа! – объявил он, подходя к костру. – Похоже, я сумел-таки сложить нашу головоломку; ну, пускай не всю, но существенную ее часть. Суть идеи проста: мы, вместо того чтобы нести Зеркало к Ородруину, перенесем Ородруин к Зеркалу.

Цэрлэг, с замершей на полпути ко рту ложкой бульона, бросил опасливый взгляд на барона: командир-то наш, похоже, того… повредился на почве чрезмерных умственных усилий… Тангорн же, вежливо приподняв бровь, предложил доктору для начала положить себе кекликов – пока те не остыли, а уж потом ознакомить общество со своими экстравагантными гипотезами.

– Да какие, к дьяволу, кеклики! Вы только послушайте! Кроме Зеркала, бывают еще другие магические кристаллы – палантиры. Один у нас есть – ну, по крайней мере мы можем его забрать когда захотим…

Он излагал все, что ему известно о свойствах Видящих камней, поражаясь тому, с какой точностью его не обремененные особыми научными и магическими познаниями спутники извлекают из этого вороха информации существенные – с их точки зрения – детали. Все стали абсолютно серьезны: начиналась работа.

– …Итак, пусть мы имеем два палантира; один работает на прием, другой – на передачу. Если сбросить «передатчик» в Ородруин, то он, разумеется, разрушится, но перед тем, за миг до своей гибели, успеет передать часть Вековечного Огня в окрестности «приемника». Так вот, наша задача – разместить такой «приемник» поблизости от Зеркала.

– Ну что же, прекрасный сэр, – задумчиво произнес барон, – во всяком случае, пресловутого «благородного безумия» в вашей затее хватает с избытком…

– Вы лучше скажите, – почесал в затылке Цэрлэг, – как мы доставим палантир в Лориен и найдем в этом самом Лориене Зеркало?

– Пока не знаю. Могу повторить то же, что и вчера: авось что-нибудь да и придумается.

– Вы правы, Халаддин, – поддержал его Тангорн. – По крайней мере на первое время у нас есть конкретная задача – найти недостающий палантир. Я думаю, нам следует начать с Итилиена: Фарамир наверняка что-нибудь знает о судьбе кристалла, принадлежавшего его отцу. Уверен, кстати, что общение с принцем доставит вам ни с чем не сравнимое удовольствие…

Это ведь больше ради красного словца говорится: «Вся земля наводнена войсками». Один солдатишка наводнит собой ровно столько земли, сколько у него под сапогами.

Р. Л. Стивенсон

Итилиен, Эмин-Арнен.

3 мая 3019 года

– Который час? – сонно спросила Йовин.

– Спи дальше, зеленоглазая. – Фарамир чуть приподнялся на локте и нежно поцеловал ее в макушку. Кажется, это он ненароком разбудил девушку, резко дернувшись во сне: раненая его рука продолжала сильно затекать, но он не показывал виду – зная, что она любит спать прижавшись к нему всем телом и устроив голову на плече. Они, как водится, уснули лишь под утро, так что солнечные лучи давно уже заливали бревенчатые строения форта Эмин-Арнен, проникая и в узкое окошко их «княжеской опочивальни». В былые времена принц неукоснительно вставал с зарею – по жизненному ритму он был «жаворонком» и лучше всего работалось ему в утренние часы. Теперь, однако, он с чистой совестью дрых чуть не до полудня: во-первых, как-никак медовый месяц, а во-вторых, узнику торопиться решительно некуда.

Она, однако, успела уже выскользнуть из-под его руки, и теперь ее смеющиеся глаза глядели на принца с деланной укоризной.

– Слушай, мы с тобой совсем подорвем общественную нравственность Итилиенской колонии.

– Было б чего подрывать, – проворчал он. Йовин меж тем перепорхнула солнечным зайчиком на дальний конец ложа, как была – голышом – уселась там, скрестив ноги, и принялась приводить в порядок свою пшеничную шевелюру, бросая по временам на Фарамира быстрый внимательный взгляд из-под опущенных ресниц. В одну из их первых ночей он полушутя сказал ей, что одно из самых ярких и утонченных наслаждений, доступных мужчине, – наблюдать, как любимая поутру расчесывает волосы, и с той поры она постоянно оттачивала и шлифовала этот их ритуал, ревниво наблюдая за его реакцией: «Тебе по-прежнему нравится, милый?» Он усмехнулся про себя, вспомнив князя Имрахиля: тот утверждал, будто северянки, при всех их внешних достоинствах, в постели являют собою нечто среднее между снулой рыбиной и березовым поленом. «Интересно, это мне так крупно подфартило или, наоборот, – ему, бедолаге, всю дорогу не везло?»