– Ну, допустим, дам тебе лошадей, – обрадованный в душе вестью о живом Спирьке, ответил Ефим. – А если ты с ними ку-ку, а Спиридона нашего того?

При этих словах Зинаида горько расплакалась.

– Ничего, ничего, – говори дальше, Иван, – утирая слезы кончиком платочка, махала она маленькой сухой ладошкой.

– Нет, – твердо с убеждением рубанул воздух рукой нежданный гость. – Мне в чужих краях свою долюшку искать резона нет. Потому и ты, дядя Ефим, мне пообещай, что, если чего, за меня слово замолвишь. Сам знаешь, крови-то на мне нет. Честно сказать, все это время я больше по зимовьям сидел. Желания подставлять шкуру за чужие интересы мне особой нужды нет. Я как бы в нейтралитете между теми и теми. Знаете небось мой характер.

– Да уж. Знаем немного. Хотя как же воевать, не имея крови на руках.

– Вот об этом вы и у Афоньки своего спросите.

– На больной мозоль, Иван, давишь. Шибко больной…

Все замолчали.

– Ничего не слыхал о нем? – осторожно и с опаской, боясь получить страшный ответ, спросил Ефим. И в такт ему закивала Зинаида.

– Да нечем ни порадовать, ни огорчить, – пожал плечами Ванька-вахмистр. – Хотя одно определенное могу сказать, что он должен быть жив. Пересекались мы с ним в одном месте.

– Где?

– Долгая история. Обложили нас в одном месте красные.

– Где?

– Неважно. Недалеко, кстати, отсюдова… Япошки должны были прийти на выручку. Не пришли. Красные нас потрепали и рассеяли. После мыкались по тайге. На дворе январь. Морозы. Благо, нашенские места. Зимовья знакомые.

– Так, в январе, говоришь?

– Да, как раз после Рождества. Мы его и отмечали. Нажрались, естественно. Ну и красные. Им, безбожникам, теперь престольные праздники до фонаря. Понятное дело, трезвый против пьяного. Словом, облажались мы. К тому же красные эти не местные, а какой-то особый отряд из Читы. Мы еще потом долго соображали, как же это – ведь Рождество, а они, сволочи, ни в одном глазу.

– Афоньку-то, Афоньку где видел?

– Я ж говорю, после того, как нас чоновцы расдолбали, ничего другого не оставалось, как уйти подальше в тайгу, схорониться-затаиться на время. В одном из таких зимовьев и случилось свидеться…

Баженов глянул в окно и перекрестился.

– Никак, в гости или случай привел? – с этими словами хозяин встретил незваных гостей.

Гантимуров, Полонский и Медведков прошли в дом. На крыльце Гантимуров, повернувшись к хозяину, ответил:

– Случай-случай привел. В гости будем ездить, когда красным башки до конца доотрываем…

– Конца чего-то не видать? – укоризненно заметил, как бы между прочим, хозяин.

Поморщившись, Гантимуров плечом толкнул дверь со словами не то просьбы, не то приказа:

– Поесть приготовьте. Желательно поскорее. Желудки пересохли.

Вошли в горницу.

– Ждали, нет? – спросил старика Полонский.

Истинный интеллигент, воспитанный в лучших традициях дворянского рода, именно в сей момент крушения Белой гвардии на необъятных просторах России, он уже начинал не вписываться ни в какую систему.

– Да был тут давеча Ванька-вахмистр. – Хозяин принялся хлопотать по дому.

– Водички бы холодненькой. Обкатиться? – обратился с просьбой Медведков.

– Под стоками с крыши бочка с дождевой водой. С ночи холодная.

Баженов открыл стенной шкафчик на кухне. Вынул хлеб. Откинул жестяную заслонку загнетка теплой с вечера печи. Ухватом зацепил чугунок с гречневой кашей.

Полонский посмотрел в окошко. У крыльца Медведков, сняв гимнастерку, шумно обливался водой, черпая ее из бочки ведерком. Полонский заторопился на улицу.

– Неплохо бы тоже пыль смыть…

– А что же вы, господин поручик?

– Боюсь простудиться, – хмыкнул Гантимуров, опускаясь на табуретку.

Вернувшись, Медведков и Полонский с радостью увидели накрытый стол. Ломтики сала посыпаны кольцами репчатого лука. В ковше – квашеная капуста. Сковородка с жареными в сметане грибами. Большими кусками напластан каравай черного хлеба с коричневой корочкой.

– С такой закуской и без выпивки? – удивился, жадно глядя на стол, урядник. – Как же так, господин-товарищ Баженов?

Тот перекрестился, удивляясь хитрому обращению.

– Чего испугались? – бросил взгляд Гантимуров. – Господина или товарища? – вдруг громко и неожиданно загоготал он, потирая руки и шумно двигая табурет к столу. – Чарка не помешает, хотя мы и без того, как волки, проголодались.

– А может, пока по трезвой голове, господин поручик, о деле переговорим?

– О каком деле? – притворно удивился Гантимуров.

– Что же, просто так попроведать приехали?

– Поговорим и о деле, Федот Евлампиевич, только позже, – резко перебил общий разговор, давая понять своим приятелям, кто здесь старший, Гантимуров.

Через пять минут все четверо обедали. Над посудой возвышался штоф с китайским спиртом. Ели молча, запихивая после первого стакана деревянными ложками кашу в рот, зачерпывали и капусту из ковша. Нарезанное сало брали руками. Только прапорщик Полонский воспользовался вилкой.

– Ванька-вахмистр говаривал, что у тебя, дед, вроде племяшка живет? – заметил Медведков.

– Ну, живет.

– Что-то не видно. Спит, что ли?

– По ягоду ушла по росе, пока солнце не палит. Ягода нонче богатая. От голубики кусты к земле гнутся, – ответил Баженов, трогая бутыль и выжидательно глядя на гостей.

– Однако хватит, – придержал его за рукав Гантимуров.

– Бог любит троицу, – возразил обиженно Медведков. – Давай еще по одной.

– И далеко ушла? – полюбопытствовал урядник.

– Далеко не отпускаю… Мало ли кого по тайге носит. Такая лихоманка кругом…

– Да вы ничего такого не подумайте. Опасно одной девушке в такие времена по лесу ходить, – пояснил Полонский.

– Она у меня к лесу привычная. На заимке живем. Тайга как дом родной.

– Совсем, поди, невеста, – размышлял Медведков. – Жаль, женихов в округе теперь днем с огнем не сыщешь. – Помолчав, добавил: – Мы бы и сами рады, да не тот час.

Сидевший рядом Полонский ткнул его локтем в бок.

– А чего я? – обиженно тряхнул головой Медведков. – Чем бы не жених, кабы не это время?

– Кабы-кабы, – передразнил его Полонский, делая строгий взгляд, будто пришпиливая неугомонного урядника к стулу. – Кабы да не дабы. Кончайте, урядник, чепуху молоть! Не о том думаете. Мы вот с поручиком чудом ушли от красных. Сподобилось бежать. Да вы знаете.