Р ё р л у н д. Но это начинание подвержено трудностям, по большей части порожденным узкими собственническими интересами.

Г о л о с а. Слушайте, слушайте!

Р ё р л у н д. Так, например, не осталось безвестным обстоятельство, что некие индивиды, не принадлежащие к нашему обществу, опередили прилежных и трудолюбивых граждан города и гарантировали себе преимущества, кои по праву должны бы озолотить наш родной город.

Г о л о с а. Да, да! Слушайте!

Р ё р л у н д. Это прискорбное обстоятельство, естественно, известно и вам, господин консул. Невзирая на него, вы неуклонно следуете по пути воплощения ваших намерений, твердо веря, что гражданин страны должен видеть дальше своего местечка.

Р а з н ы е Г о л о с а. Хм! Нет, нет! Да, да!

Р ё р л у н д. И в вашем лице мы прославляем сегодня образцового гражданина страны, каким он должен быть и будет. Пусть ваше начинание обернется истинным и вечным счастьем для нашего общества! Железная дорога может стать путем проникновения к нам безнравственных элементов извне, но она же станет и путем быстрого избавления от них. Совсем отгородиться от дурных элементов мы теперь уже не в силах. Но то, что к этому праздничному вечеру, как говорит молва, мы скоропостижно и счастливо избавились от некоторых из них…

Г о л о с а. Тише, тише!

Р ё р л у н д. …я расцениваю как доброе предзнаменование для всего предприятия. То, что я упомянул здесь это событие, доказывает, что мы находимся в доме, где требования морали ставят выше семейных уз.

Г о л о с а. Браво, браво!

Б е р н и к (одновременно). Позвольте мне…

Р ё р л у н д. Еще несколько слов, господин консул. То, что вы совершили для этой части страны, вы безусловно совершали без задней мысли о награде, но мы все же надеемся, что вы не откажетесь принять от признательных сограждан скромный знак благодарности, особенно уместный в этот судьбоносный час, когда, по заверениям людей дела, мы стоим в начале новой эры.

М н о ж е с т в о г о л о с о в. Браво! Слушайте! Слушайте!

По знаку Рёрлунда слуги подносят корзину ближе. Члены праздничного комитета по ходу речи достают и вручают упомянутые предметы.

Р ё р л у н д. Позвольте вручить вам, господин консул, серебряный кофейный сервиз, дабы он украшал ваш хлебосольный стол, когда нам в будущем, как и многократно прежде, выпадет радость собраться в этом гостеприимном доме. И вас, господа, никогда не медлящих оказать помощь нашему первому горожанину, просим принять небольшие памятные дары. Этот серебряный бокал для вас, господин Руммель. Как часто вы, под звон бокалов, убедительно и красноречиво отстаивали гражданские интересы общества. Да представится вам еще много достойных поводов поднять и осушить этот бокал. Вам, господин Санстад, я вручаю альбом с фотографиями горожан. Ваше общепризнанное человеколюбие снискало вам, на зависть многим, друзей во всех сословиях общества… А вам, господин Вигеланн, для украшения вашего уединенного прибежища, я хочу преподнести это домашнее Евангелие в роскошном издании на веленевой бумаге. Годы умудряют, и вы давно пришли к глубокому и серьезному взгляду на жизнь. Ваши повседневные дела и заботы возвысились и облагородились помыслами о высшем и неземном. (Обращается к толпе.) А теперь, друзья мои, грянем «ура!» в честь господина консула Берника и его соратников! Столпам общества – ура, ура, ура!

В с е с о б р а в ш и е с я. Да здравствует Берник! Да здравствуют столпы общества! Ура! Ура! Ура!

Л о н а. Удачи, зять!

Наполненная ожиданием тишина.

Б е р н и к (начинает серьезно и медленно). Сограждане! Как изволил выразиться оратор, мы сейчас стоим в начале новой эры. Надеюсь, так оно и будет. Но чтобы двинуться по этому пути, мы должны принять правду – правду, которая до сегодняшнего вечера по всем статьям была в нашем обществе бездомной нищебродкой.

Удивление среди стоящих вокруг.

Б е р н и к. Я должен начать с того, что не принимаю хвалебных слов, которыми вы, господин учитель, как и приличествует случаю, осыпали меня. Я не заслужил их, потому что до сего дня не был человеком бескорыстным. Пусть я не всегда стремился к денежной выгоде, но все равно, как я теперь понимаю, мной почти всегда двигала жажда власти, влияния и признания.

Р у м м е л ь (тихо). Это еще что?

Б е р н и к. За это я не думаю оправдываться перед вами, мои сограждане, потому что по-прежнему считаю себя одним из самых способных среди нас.

М н о ж е с т в о г о л о с о в. Да, да, да!

Б е р н и к. Но я виню себя, что зачастую выбирал непрямые пути, а все потому, что боялся всем известной привычки нашего общества видеть нечистые и нечестные помыслы во всем, что бы человек ни сделал. И вот я подошел к делу, с этим связанному.

Р у м м е л ь. Хм, хм.

Б е р н и к. Ходят слухи о скупке земель. Все эти земли скупил я. Все-все. Я один.

П р и г л у ш е н н ы е Г о л о с а. Что он говорит? Консул? Берник?

Б е р н и к. Пока они в моих руках. Конечно же, я признался своим соратникам, господам Руммелю, Вигеланну и Санстаду, и мы договорились…

Р у м м е л ь. Это неправда! Докажи! Вот докажи!

В и г е л а н н. Ни о чем мы не договаривались!

С а н с т а д. Нет, ну я вам скажу…

Б е р н и к. Совершенно верно, мы не договаривались о том, что я сейчас скажу. Но надеюсь, эти трое господ поддержат меня в моем решении. Вечером я договорился сам с собой, что на все эти земли должны быть выпущены акции и каждый, кто захочет, сможет купить их.

М н о ж е с т в о г о л о с о в. Ура! Да здравствует Берник!

Р у м м е л ь (тихо консулу Бернику). Какое подлое предательство!

С а н с т а д (так же тихо). Все-таки надул нас!

В и г е л а н н. Нет, черт подери! Господи, что я говорю?

Т о л п а (снаружи). Ура, ура, ура!

Б е р н и к. Тише, господа. Я не заслужил восторгов, потому что мое решение не совпадает с моим изначальным намерением. Я хотел собрать все в своих руках и по-прежнему уверен, что наилучшим образом распорядиться этими землями можно, если они останутся целиком в одних руках. Выбор за вами. Если захотите, я готов управлять этими землями по мере сил и способностей.

Г о л о с а. Да, да, да!

Б е р н и к. Но сперва вы, мои сограждане, должны узнать обо мне все до конца. И пусть каждый из нас призовет себя на суд совести, дабы с сегодняшнего вечера в городе начался отсчет нового времени. А старое, с его фальшивым блеском, лицемерием, внутренней пустотой, показной благопристойностью и жалкими резонами, превратится в музей, открытый нам в назидание. И в этот музей мы сдадим – не так ли, господа? – и кофейный сервиз, и бокал, и альбом, и домашнее Евангелие в роскошном издании на веленевой бумаге.