Л о н а. И непременно дождешься, мальчик! А теперь на корабль!

Ю х а н. Да, скорее на корабль! Ой, Лона, дорогая моя сестра, можно тебя на два слова. Послушай. (Отводит ее в глубь сцены и быстро что-то ей говорит.)

М а р т а. Дина, какая ты счастливица! Дай взгляну на тебя, еще разок поцелую – в последний раз.

Д и н а. Нет, не в последний – мы, конечно, увидимся еще, милая моя, любимая тетя.

М а р т а. Никогда! Пообещай мне это, Дина – никогда не возвращайся. (Берет ее за руки, вглядывается ей в лицо.) Ты плывешь к своему счастью, любимое мое дитя, за океан. О, сколько раз я уносилась туда мечтами из школьного класса! Там, должно быть, очень красиво – небеса просторнее, облака выше, дышишь свободой…

Д и н а. О, тетушка Марта, когда-нибудь и ты поедешь следом за нами.

М а р т а. Я? Никогда. Никогда. Тут у меня дело жизни, пусть маленькое, но мое. И я надеюсь, что теперь исполню свое предназначение.

Д и н а. Не знаю, как я расстанусь с тобой.

М а р т а. О, человек в состоянии расстаться со многим, Дина. (Целует ее.) Но тебе не придется пройти через это, милая ты моя. Обещай сделать его счастливым.

Д и н а. Я не хочу ничего обещать. Ненавижу обещания. Пусть все идет своим чередом.

М а р т а. Да, да, пусть. Просто оставайся такой же – настоящей и верной себе.

Д и н а. Постараюсь, тетя.

Л о н а (пряча в карман бумаги, которые ей отдал Юхан). Вот и славно, мальчик мой дорогой. А теперь иди.

Ю х а н. Да, время вышло. Прощай, Лона, спасибо за твою любовь. Прощай, Марта, и тебе спасибо, за верную дружбу.

М а р т а. Прощай, Юхан! Прощай, Дина! Счастья вам на все времена!

Она и Лона теснят их к двери в глубине сцены. Юхан и Дина быстро проходят садом. Лона закрывает за ними дверь и задергивает гардины.

Л о н а. Теперь мы остались одни, Марта. Ты потеряла ее, а я его.

М а р т а. Ты – его?

Л о н а. О, я наполовину потеряла его еще там. Мальчик только и мечтал стать на собственные ноги. Поэтому я вбила ему в голову, что скучаю по дому.

М а р т а. Поэтому? Тогда мне понятно, почему ты приехала. Но он потребует тебя обратно, Лона.

Л о н а. Старую кузину? На что я ему теперь? Мужчины рвут по живому в своем стремлении к счастью.

М а р т а. Бывает.

Л о н а. Но мы будем держаться друг друга, Марта.

М а р т а. Разве я тебе гожусь?

Л о н а. Кто, если не ты? Мы обе – приемные матери, и обе лишились своих детей, так ведь? Остались одни.

М а р т а. Да, одни. Поэтому знай – я любила его превыше всего на свете.

Л о н а. Марта! (Хватает ее за плечо.) Правда?!

М а р т а. В этих словах вся моя жизнь. Я любила его и ждала. Каждое лето ждала, что он вернется. И вот он приехал – и не заметил меня.

Л о н а. Любила его! И сама же дала ему в руки счастье…

М а р т а. Я его любила, потому и дала ему в руки счастье. Да, я его любила. Вся моя жизнь с его отъезда была для него. Что давало мне основания надеяться, хочешь ты спросить? Я полагаю, основания у меня были. Но когда он приехал – оказалось, что он ничего не помнит и не вспоминал. Он не заметил меня.

Л о н а. Дина затмила тебя, Марта.

М а р т а. Хорошо, что затмила. Когда он уезжал, мы были с ним одного возраста, а когда я увидела его вновь – о, этот ужасный миг, – до меня дошло, что теперь я на десять лет старше. Пока он там расцветал на ярком ясном солнышке, с каждым глотком воздуха впитывая молодость и здоровье, я сидела здесь взаперти и пряла, пряла…

Л о н а. Нить его счастья, Марта.

М а р т а. Да, золотую нить. Никакой горечи! Лона, мы с тобой были ему добрыми сестрами, правда?

Л о н а (обнимает ее). Марта!

Б е р н и к выходит из своего кабинета.

Б е р н и к (мужчинам в кабинете). Да, да, делайте все по вашему разумению. Когда будет пора, я конечно… (Закрывает дверь.) О, вы здесь. Послушай, Марта, надо бы тебе приодеться. Скажи Бетти, чтобы и она тоже. Мне не нужны роскошные туалеты, естественно, что-нибудь домашнее, изящное и милое. И поспешите.

Л о н а. И не забудьте счастливое смущение на лицах, Марта; на глаза наденьте радостный блеск.

Б е р н и к. И Улаф пусть спустится вниз, я хочу, чтобы он был подле меня.

Л о н а. Улаф… Хм…

М а р т а. Я предупрежу Бетти. (Уходит в дальнюю левую дверь.)

Л о н а. Ну вот, теперь еще грядет час великих торжеств.

Б е р н и к (не находя себе места, ходит взад-вперед). Нда… так вышло.

Л о н а. В такой миг человек должен быть горд и счастлив, полагаю.

Б е р н и к (глядя на нее). Хм.

Л о н а. В твою честь весь город украсят иллюминацией, говорят.

Б е р н и к. Да, они хотят чего-то в этом роде.

Л о н а. Все трудовые союзы примут участие в шествии, над колонной будут реять их знамена. Твое имя воссияет огненными буквами. И ночью телеграф отстучит во все уголки страны, что «горожане устроили овации консулу Бернику, застигнутому в окружении счастливой семьи, и восславили его как одного из столпов общества».

Б е р н и к. Так будет. И за окном прогремит «ура!», и восторженные крики толпы заставят меня показаться в дверях, и я принужден буду благодарить и кланяться.

Л о н а. О, принужден…

Б е р н и к. Думаешь, я счастлив в этот час?

Л о н а. Нет, я не думаю, что ты по правде можешь чувствовать себя очень счастливым.

Б е р н и к. Лона, ты презираешь меня.

Л о н а. Пока нет.

Б е р н и к. И права такого у тебя нет. Права презирать меня. Лона, ты не в силах вообразить, как я одинок в этом тесном увечном обществе, как я год за годом отступал от своего стремления прожить жизнь, наполненную высоким смыслом. Чего я по большому счету добился, как бы великолепно все это ни смотрелось? Какие-то незавершенные обрывки, детские забавы. А ничего иного или большего здесь не потерпят. Решись я сделать шаг вперед, опередить установленные на сегодня взгляды и мнения, меня отстранят от власти. Хочешь знать, кто мы, называемые столпами общества, на самом деле? Мы орудия общества, ни больше ни меньше.

Л о н а. Почему ты понял это только сейчас?

Б е р н и к. Потому что я много думал в последние дни. С тех пор, как ты приехала, но особенно сейчас, вечером. Ах, Лона, почему я не узнал тебя лучше тогда, в былые дни.

Л о н а. А если б узнал?

Б е р н и к. То ни за что бы не упустил. А если бы у меня была ты, я не дошел бы до такой жизни.