В дверь поскреблись. Вошел Сидоров, водитель нового главы республики. Некоторое время разглядывал лежащего на полу самодержца, потом узурпаторов. После связал одно с другим и спросил:

- Вы закончили? А то народ беспокоится, выспрашивает, как там правитель. Я одному доходчиво разъяснил вашу позицию, но на остальных у меня силенок не хватит.

Мятежники переглянулись. Зубов тотчас припомнил все выступления по пьяной лавочке своего водителя, от которых филологическую его часть воротило несказанно, но физиологическую притягивало столь же страстно, и кивнув в сторону вошедшего, спросил:

- А что, господа, не испробовать ли нм компромиссный вариант?

На том и порешили.

Ангажемент Сидорова прошел на ура. Зубов, как сообщники сговорились, передал тому все полномочия, до единого. Затем с упоением наблюдал как их ставленник, хлопнув косушку для поднятия бодрости, вышел к народу и, коверкая падежи и пугая блатным жаргоном, объяснял новую политику. После эту речь растащили на цитаты, анекдоты и слоганы.

Ликованию народных масс, казалось, предела не станет - уж так достал всех Гатчинский, что любого человека, оказавшегося на месте Сидорова, будь он даже доставщиком пиццы, встречали бы с не меньшим ликованием и большими надеждами. Вот и новый правитель, малознакомый с цензурной речью, стал властителем дум. Зря заговорщики переживали, поначалу и их бы встретили с искренней любовью уже за одну только кочергу, сыгравшую первую скрипку в новом концерте Клио. Несколько раз Зубов думал об этом, но потом махнул рукой. Ставленник комплотёров желания самостийно царствовать не проявил, только неуемную алчность и гонор. Дворца Гатчинского ему показалось мало уже через месяц правления, видимо, к этому времени Сидоров его весь обошел и насладился прелестями нового образа жизни. Он приказал надстроить пару этажей к строению, а еще флигели и второй бассейн, в результате чего постройка стала походить на палаты Нерона, сооруженные поверх Зимнего дворца. Впрочем, ему и этого показалось мало. Сидоров дал отмашку на создание еще одного Версаля, поближе к природе - загородный домик вышел куда больше основного дворца, но именно туда благодетель и перебрался, его аляповатая роскошь, кое-как оттенявшаяся лесом, пленила зиц-президента. Поименование своей должности он также переменил, на второй год царствия стал зваться Генеральным вседержителем - как раз под возросшие запросы.

Одно плохо, как раз к этому времени народ от Сидорова стал уставать. Но ладно это, заговорщиков, вошедших в состав Временного правительства, людские массы не переваривали почти столь же сильно. Все их изначально благодетельные реформы вылились в нечто столь неприглядное, что может быть озвучено исключительно обсценной лексикой. Которой граждане и пользовались, костеря новых правителей, а из приличных слов употребляя только "инфляцию", "дефицит", "безработицу" и "козлов".

Тут бы на сцене снова появиться кочерге, да только архонтам свезло. В дело вмешались эскулапы.

Нет, то были не какие-то врачи-вредители из соседних держав, отнюдь. Оставшиеся еще с времен Гатчинского доктора наук давно занимались самыми важными для державы разработками, с античности выискивая средства для пущей народной любови к самодержцам или ненависти к супротивникам. Но если для второго уже две тысячи лет успешно применялась белладонна и белена, то для первого ничего у лекарей не нашлось, хоть поиски и велись, не прекращаясь, с времен основателя державы, кстати, именно по этой причине и погибшего. Вплоть до той минуты, когда комплотеры не проведали, что знахари Гатчинского что-то умудрились открыть, хуже того, успешно испытать на мышах и кошках. Стать следующим в короткой цепочке подопытных у государевых мужей желания не имелось. Комплот созрел сам собой, стремительно перебравшись в государевы покои. А после упокоения Гатчинского Зубов, как старший среди Временного правительства, на первых порах даже прикрыл лаборатории, да через год возвернул эскулапов в пропахшие карболкой и спиртом помещения, поручив им завершить начатое в кратчайшие сроки. Что и было сделано.

В результате в пятницу вечером светила медицинской науки собрались в кабинете Зубова, отделанным мрамором, янтарем и совсем немножко рубинами - председатель любил советскую эстетику. Ведущий эскулап пододвинул к подлинному правителю отечества литровую банку, в темных глубинах которой явственно плескалось что-то живое и здоровое.

- Вот, - звякнув по стеклу ногтем, произнес доктор Самородков. - Недавно выведенный vermis transmissus, он же глист передающий.

Зубов вздрогнул и отодвинулся.

- Что передающий? - брезгливо поежившись, спросил он.

- Любовь к любому дарителю ДНК для создания глиста. Преданную и безоговорочную, на уровне безусловного рефлекса.

- Поэтому мы хотели изначально назвать его vermis honestus, поскольку он передает реципиенту добродетель, - встрял первый помощник Самородкова, человек молодой и нервный.

Зубов уяснил, что ничего не понял, потому потребовал подробностей. Но без умствований. Самородков невольно умолк, зато его зам оказался на высоте. Сразу начал пояснять и просвещать, было в нем что-то от Сидорова, только без эскапад последнего и на хорошем литературном языке. От него-то Зубов узнал о революционной методе управления человеческими массами.

А все дело, действительно, оказалось в глистах. Как известно, паразиты не только паразитируют на хозяине, как явствует из их названия, но еще и отравляют ему жизнь самыми разными способами. Некоторые способны изменять метаболизм носителя, иные воздействуют на сознание. Глисты Самородкова как раз последним и занимались. Намертво прикрепляясь к стенкам кишечника, они мало того, что объедали хозяина, но еще впрыскивали ему в кровь вещество со сложнопроизносимым названием, управлявшее поведением носителя. Оно заставляло возлюбить паразитов, всячески споспешествуя его развитию и распространению. Это поведение мало чем отличалось бы от банального токсикоплазмоза, при котором зараженный проникается нездоровой симпатией к носителям паразитов, вроде собак и кошек, если б не одна деталь: поскольку глисты Самородкова имели человеческий ДНК, то и любить хозяину предстояло не всех подряд, а исключительно того, от кого эти создания произошли.

- И от кого они произошли? - снова вздрагивая, вопросил Зубов. Самородков пожал плечами.

- Будто вы не догадываетесь, господин председатель. От прежнего хозяина наших земель. Но я не уничтожил их только потому, - продолжал спешно ученый, завидев, как явственно Зубов потянулся к тревожной кнопке, - чтоб иметь возможность демонстрации. В дальнейшем мы создадим колонию паразитов из любого предложенного вами ДНК, - поклонившись, закончил Самородков свою речь.

Тут-то Зубов и задумался. Было отчего. Ведь кому он мог доверить столь серьезное мероприятие? Разве себе. Но другие члены правительства, они, поди, воспротивятся, когда узнают. Да и не факт, что доктор не поделится информацией с ними, а как заставить Самородкова молчать об открытии и при этом не навредить его здоровью, Зубов представлял плохо.