— Так уйди от него. Измени свою жизнь. Ты сильная, у тебя есть деньги. Что тебя останавливает?

— Я боюсь, что уйду от него, а боль и одиночество останутся, — призналась Кэрол.

Алекс шагнул к ней, взял за подбородок, приподнял ее голову:

— Самые умные слова, которые я от тебя услышал. Что бы ты ни делала, сколько бы денег ни имела, как бы шикарно ни жила, от себя не убежишь. И пока ты не поймешь, как соединить в себе Карли и Кэрол, ты никогда не станешь счастливой.

Кэрол затаила дыхание. Его слова поразили ее в самое сердце. Она никогда не думала о себе как о двух разных людях, но разве не это с нею случилось? Разве ее жизнь не распалась на две половины?

— Почему ты так хорошо меня понимаешь?

— Потому что всю жизнь люблю тебя… люблю все в тебе, и хорошее, и плохое…

— Алекс, почему ты тогда не пошел со мной? Почему не боролся за меня?

Он покачал головой:

— Это не помогло бы. Ты была и осталась очень упрямой. — Алекс крепко поцеловал ее в губы. — Поезжай домой, Карли. Возвращайся в свою жизнь и будь счастлива. Ты будешь счастлива. Я в тебя верю.

— А как же ты? Что будет с тобой?

— Я уже счастлив.

Кэрол улыбнулась в ответ на его простое и ясное утверждение, не услышав в нем ничего, кроме правды. Алексу никогда много и не было нужно.

— Я рада за тебя, Алекс. Правда, рада. Я никогда не хотела причинить тебе боль, хотя знаю, что ранила.

— Ты шла к своей цели и добилась успеха. И знаешь, ты можешь и теперь быть Карли. Она была неплохой девчонкой. С ней даже было весело, когда она не лезла вон из кожи, чтобы контролировать все стороны своей жизни. Может, твоим детям и мужу просто нужно с ней познакомиться.

— Даже не представляю, как они бы ее восприняли.

— Пора это выяснить.

— Спасибо, Алекс. — Кэрол отвернулась, собираясь уйти. Остановилась. — Ты все еще должен мне торт ко дню рождения. Когда-нибудь я потребую вернуть долг.

* * *

Кэрол поехала не домой, а забрать мать с работы. Садясь в лимузин, Нора выглядела усталой, даже изможденной.

— Сомневалась, что ты приедешь.

— Я не бросила бы тебя искать такси в час ночи.

— Ну, я думала, ты пошлешь кого-нибудь.

Кэрол услышала циничные нотки в голосе матери, но подумала, что если и обижаться, то только на себя. До сегодняшнего вечера, может, она именно так бы и поступила.

— Зачем ты так надрываешься? Почему не хочешь взять деньги, которые я тебе присылаю, и бросить эту работу?

— Твоя тетя нуждается в помощи.

— Тогда отдай деньги ей, и пусть она наймет кого-нибудь себе в помощь, — предложила Кэрол.

— Карли, не переживай так. Со мной все хорошо.

— Только это я от тебя всегда и слышала… даже когда нашла с разбитой головой и кровоточащим носом, после того как папочка швырнул тебя на шкаф. Но тебе и тогда было плохо, и сейчас.

Нора недоверчиво взглянула на дочь:

— А не поздновато ли тревожиться обо мне? Последние десять лет я прекрасно справлялась сама.

— Я должна была раньше связаться с тобой, — согласилась Кэрол. — Мне стыдно за все эти годы. Вначале я просто так сильно злилась на тебя, что не могла поднять телефонную трубку, а потом мы все больше общались с родными Блейка, и казалось, что без тебя как-то безопаснее, спокойнее.

— Ну, спасибо за честность. — Нора умолкла, заметив, что лимузин остановился перед ее домом. — И за то, что подвезла, спасибо.

— Я поднимусь с тобой. Раз уж я ждала тебя весь вечер, то не просто, чтобы подвезти домой.

Нора окинула дочь задумчивым взглядом, пожала плечами:

— Как хочешь…

— Сегодня вы больше не понадобитесь, спасибо, — сказала Кэрол водителю и последовала за матерью.

Они поднялись по лестнице в квартиру. Нора зашла в туалет, а Кэрол направилась на кухню, заглянула в холодильник, в шкафчики. Она проголодалась — на приеме почти ничего не ела, и теперь урчало в животе — и не сдержала улыбку, увидев знакомую коробку с печеньем. Кэрол поставила на стол печенье, картонку с молоком, два стакана. Она как раз наливала в стаканы молоко, когда в кухню вошла мать.

— «Орео» с молоком — твое любимое лакомство, — печально улыбнулась Нора.

— Похоже, и твое тоже. До сих пор.

— Да, так и не избавилась от этой привычки.

Они сели за стол. Достав одно печенье, Кэрол наполовину обмакнула его в молоко, откусила. Изу-мительно… вкус шоколада оживил воспоминания обо всех откровенных разговорах с матерью за молоком и «Орео»… До того, как она превратилась в дерзкого, несносного подростка, они с матерью были очень близки.

— Почему мы перестали пить молоко с печеньем? — прошептала Кэрол.

— В последних классах ты села на диету и сказала, что от печенья толстеют, — ответила Нора.

— Ты злилась на меня, когда я была подростком?

— С тобой было нелегко, но я всегда тебя любила. Вы с детьми пьете молоко с печеньем?

Кэрол отрицательно покачала головой, чувствуя, как еще сильнее щемит сердце:

— Может быть, няня давала им, когда они были маленькими.

— Ну, значит, ты чем-то другим с ними занимаешься.

— Я не очень хорошая мать, — призналась Кэрол. — В свое время наделала множество ошибок.

— Все матери совершают ошибки. Видит Бог, сколько раз я все портила.

— Я была слишком несправедлива к тебе. Не должна была так строго тебя судить.

— Знаю, но ведь я очень сильно подвела тебя, Карли. И не в день твоего тридцатилетия я сваляла дурака, а гораздо раньше. Не ты одна сожалеешь о прошлом.

Кэрол взглянула в материнские глаза, так похожие на ее собственные, и словно погрузилась в ласковое тепло.

— Ты когда-то говорила, что мы остались вдвоем, только ты и я — против целого мира.

— Я так и чувствовала. Нелегко было растить тебя, когда твой отец был рядом. Он мог быть милым, а потом словно дьявол в него вселялся. Когда он исчез, стало безопаснее, но труднее с деньгами без его заработков. Я мечтала подарить тебе все, что ты хотела, но не знала, как это сделать. Оказалось, я не такая умная, как ты, не такая смелая, не такая решительная. На самом деле, я горжусь тобой, Карли, — всем, чего ты достигла. Может, ты и добилась всего этого потому, что отвернулась от меня. — Нора вздохнула. — Я так уговариваю себя, чтобы душа меньше болела.

Кэрол, прежде оправдывавшая свое поведение тем, что мать сама виновата, только сейчас до конца осознала, как сильно обидела ее.

— Нет, это я не должна была бросать тебя. Ты это не заслужила. Ты изо всех сил старалась сделать для меня как можно больше. У меня остались счастливые детские воспоминания, просто я не люблю в этом сознаваться. Но сегодня вечером я будто прозрела: обвела взглядом переполненный зал ресторана и поняла, что никто из гостей меня не знает, никому я как человек не интересна. Мои дети удрали еще до того, как их мать задула свечи на торте. Блейк принял участие в празднике только потому, что использовал его для рекламы своей предвыборной кампании. И меня осенило: пора что-то изменить и прежде всего начать с себя.