Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь Глеб поселился в Безымянном переулке и перевёлся к нам школу через – сколько? – неделю после того, как я получила подсказки. Или через две. Трудно сказать. Или отсчёт нужно вести от моей публикации во «ВКонтакте»? Я написала, что ищу отправителя, забывшего указать идентификационный номер, выложила лицевую сторону открытки. Кто-то попросил меня выложить и оборотную сторону, а потом удалил свой профиль.
Мы с Настей и раньше замечали за Глебом странности, однако не придавали им значения. У него был пустой «Инстаграм» с кучей подписок и подписчиков. За полгода он толком не освоился в новом доме – не торопился разобрать коробки и жил там как в гостинице. Татьяна Николаевна вела себя не менее странно. Познакомилась с бабушкой Ниной, гоняла с ней чаи, расспрашивала о нашей семье – и вдруг пропала. Почти не появлялась в Калининграде.
Глеб и сам изредка пропадал. Переставал ходить в школу, не отвечал на звонки. Часто смотрел на меня холодно и внимательно, будто в чём-то подозревал. Ну это, наверное, я сейчас придумала. Глеб вообще не отличался дружелюбием. Ни с кем не сближался. Ни с кем, кроме Насти. Да, с ней он был другим. Но в доме маячника Глеб точно посмотрел на меня со злобой, тут я ничего не придумала – мне хорошо запомнился тот взгляд. И главное, мы боялись прикоснуться к железному порошку, гадали, прах это или песок, а Глеб сразу запустил в него пальцы, словно видел раньше, считал бесполезным и лишь надеялся найти что-то внутри.
С каждой минутой я выхватывала из памяти всё новые детали, которые прежде представлялись заурядными или забавными, а теперь напугали. Глеб раздобыл нам билеты в заливинский маяк, хотя официально туристов туда ещё не пускали. Не очень-то удивился, что подпись «я таджик» – указание на Маджарово. Поначалу отказался лететь в Болгарию, а в последний момент присоединился к нам и не обрадовался, что мы застряли в Созополе, рвался ехать в Маджарово.
И да, Глеб был однофамильцем Смирнова. Уж сколько мы с Настей шутили по этому поводу, а сейчас шутить расхотелось. Мало ли Смирновых? У нас в параллели учились двое, и что? Но теперь меня смутил и этот факт. О семье старика Смирнова мы ничего не слышали. Только догадывались, что у него не было детей, потому что своё состояние он завещал благотворительным организациям. Но ведь это не мешало ему иметь дальних родственников, и они запросто могли узнать об объявленной им охоте за сокровищами…
Догадки наслаивались, множились. Из них вырастал зловещий ком, грозящий раздавить меня, и я заставила себя остановиться. Никаких выводов не сделала. Могла бы, но не сделала. Ну вот не захотела делать, и всё тут! Предпочла уснуть без выводов. Уснула и вроде бы не увидела кошмаров. А если и увидела, то не запомнила.
Утром мы пошли к меандру – улизнули прежде, чем за нами увязался Богданчик. Не знаю, на что мы рассчитывали. Обнаружить, что Глеб разбил там палатку и размахивает лопатой? Ни палатки, ни раскопов, ни самого́ Глеба мы, конечно, не обнаружили. Сидели с Настей у воды, кидали в неё гальку, а Гаммер не терял времени даром: ходил по меандру с загруженной в смартфон открыткой «я таджика».
На обратном пути мы сошли с дороги и прогулялись по лесочку возле меандра, насколько это возможно, учитывая, какие там заросли. Опять же раскопов не нашли. Значит, кафельной картой Глеб пока не воспользовался. Ну или ею не воспользовались те, кто Глеба похитил, если его похитили.
Мы даже заглянули в гостиницу, которую Настя подобрала для нас до моего знакомства с Вихрой. Не сразу дозвались хозяина. Показали ему фотографию Глеба и услышали, что, кроме болгарской семьи из Софии, тут никого нет. В пандемийное лето туристы в Маджарово не рвались. Гаммер заметил, что хозяин мог солгать, если ему заплатили.
– И что ты предлагаешь? – спросила Настя. – Оглушить его и вломиться во все номера?
– Да нет… Надо походить рядом, посторожить.
– Вот и сторожи. А мы пойдём.
Гаммер молча поплёлся за нами.
Не зная, как объяснить Вихре наше поведение, а главное – отсутствие Глеба, мы не торопились в овчарню. Обедать заглянули в пустовавший ресторанчик возле почтового отделения. Нам принесли громадное меню на сотню записанных от руки блюд. Официант заверил, что заказать можно любое, и Настя предложила уйти, но мы взяли на пробу порцию горелых желудков. Ну, в меню они были указаны как утиные и вполне съедобные. Гаммер сгрыз парочку, остальные бросил собакам. Кажется, собаки были осведомлены о качестве местной кухни и знали, что основная часть блюда достанется им, поэтому пришли заранее, едва мы нарисовались на тротуаре. Я ещё заказала кекс «Клеопатра». Укусила разок и захотела также отдать собакам, но «Клеопатру» перехватил Гаммер. Умял и не покривился.
Вернувшись в пригород, Настя и Гаммер разошлись по комнатушкам, а я побрела искать Вихру. Сказала ей, что Настя с Глебом поругались, и Глеб уехал в Хасково на микроавтобусе. Легенда не лучшая, но хотя бы объяснила его исчезновение.
– Ого, – промолвила Вихра.
Вопросов она задавать не стала, а потом вдруг предложила съездить до святилища Перперикон. Сказала, что там красиво и можно устроить пикник неподалёку от места, где задолго до нашей эры пророчествовал фракийский оракул. Огорошенная, я не сразу нашлась с ответом, ведь речь шла об оракуле, который пообещал императору Августу власть над половиной населённого мира. Ещё вчера я бы согласилась. Заскочила бы в Кырджали, где папа давным-давно купил ту открытку с полуразрушенным особняком, и сама купила бы какую-нибудь родопскую карточку – повесила бы её за кофемашиной по соседству с папиной. Получилось бы красиво. Продолжение семейной истории. Но сегодня ехать никуда не хотелось.
Пока я болтала с Вихрой, Настя отправилась гулять. Написала мне, что проветрит мозги. Я подумывала заглянуть к Гаммеру, но представила, что он опять потребует по памяти восстановить кафельную карту, и предпочла в одиночестве поваляться на кровати. Достала смартфон и увидела сообщение от мамы. Она скинула новую посткроссерскую открытку из Тобольска. На лицевой стороне – городок с белостенными домами и сказочным созданием, похожим на помесь дракона с рыбой и хорьком.
«Привет, Ольга! У меня день рождения, а я заполняю открытки вместо торта и друзей. И мне не грустно на самом деле, потому что со временем все ненужные люди отсеялись. Наверное, лучше быть одной, без друзей, чем с кем попало. В любом случае у меня есть семья, а это уже огромное сокровище. С наилучшими пожеланиями». Грустная открытка, пусть и с весёлым стикером из «Улицы Сезам».
Я накатала маме простыню о том, как мне нравится наблюдать за птицами. Добавила, что ей нужно побывать в Болгарии – если не поваляться на пляже, то хотя бы попробовать баницы и кифлы. «Вот чайкам они нравятся, и тебе понравятся». Я улыбнулась, но следом стёрла всю простыню. Не хотела в открытую врать об орнитологической поездке, но зачем-то позвонила маме в «Вотсапе». Она не ответила – вечно где-нибудь забывала смартфон! – и я позвонила на домашний телефон. Трубку взял дедушка Валя. Он толком и не поздоровался со мной. Сразу закричал на весь дом, и к нам на громкой связи подключились ещё три домашних телефона. Дедушка Валя, бабушка Нина, папа и мама наперебой заговорили о том, что счастливы меня слышать, и я чуть не расплакалась, почувствовав, как по ним соскучилась. Улетела из Калининграда восемь дней назад, а нас будто разделила целая вечность.
Среди родных голосов затесались и голос маминой подруги, и, что было совсем неожиданно, голос Карпушина. Поначалу я не слишком обрадовалась, а потом поняла, что рада даже ему. Выяснила, что он заглянул в «Ратсхоф» посмотреть на свежеотпечатанные открытки с репродукциями его картин, которые я сфотографировала в апреле. То есть сами открытки Карпушин уже видел, а тут захотел увидеть, как они выставлены в торговом зале. Вроде бы остался доволен, хотя по его интонациям было трудно разобрать, говорит он правду или опять язвит.
Бабушка спросила, не дорого ли звонить из Болгарии. Дедушка проворчал, что думать об экономии нужно, когда покупаешь на распродаже очередное