складное кресло, и, если надо, он лично пополнит счёт моего болгарского «Теленора». Мама пожаловалась, что вчера испекла меренговый рулет и положила маловато тримолина в крем – он осёкся, и рулет чуточку размок, а орхидеи растут и у них всё замечательно, не зря мама столько с ними возилась. Бабушка заметила, что неизвестно, кто возился с орхидеями больше.

Перебивая других, папа рассказал, как подружился с прорабом и какой хорошей получается деревянная чешуя нашего дома. Рабочие поменяли почти весь шиндель, и папа нарочно сохранил на стене крохотный пятачок со старыми мертвенно-серыми дощечками, чтобы туристы могли проходить возле дома и видеть разницу. Ещё папа торжественно объявил, что мой доклад осенью точно выйдет на страницах «Открытого письма», и по громкой связи все меня поздравили, даже Карпушин вставил что-то своё, в некотором роде поощрительное.

Откинувшись на подушку, я смотрела, как по белёным скатам потолка перебегает худенький геккончик, и наслаждалась отзвуками калининградской жизни. Так бы и лежала молча, но мама попросила рассказать об орнитологической поездке, и я испугалась, что придётся юлить, выдумывать невесть что, но едва успела в общих словах описать Родопские горы, как связь прервалась. Знакомый женский голос по-болгарски посетовал, что для дальнейшего разговора нужно пополнить баланс. Вот и славно.

Из комнатушки выходить не хотелось, и я ещё посидела во «ВКонтакте». Минуты у меня закончились, а мегабайты остались. Полистала свежие комментарии на страничке «Ратсхофа» – в моё отсутствие на них попеременно отвечали мама и папа. Затем прочитала у посткроссерши из Пензы, что она получила чудесную открытку из Москвы, но в пензенском отделении почты кто-то снял художественные марки и взамен неряшливо наклеил бэушных орлов. Иркутский посткроссер пожаловался, что у него в отделении повадились гасить марки шариковой ручкой – просто перечёркивают марку, и никаких тебе штемпелей с переводной датой. Одна девушка ответила ему, что такое гашение не противоречит «Регламенту письменной корреспонденции» Всемирного почтового союза, а значит, возмущаться тут нечем, и на неё обрушились десятки гневных комментариев от других посткроссеров.

Я с улыбкой читала и посты, и комментарии. Радовалась, что где-то продолжается обычная жизнь с обсуждением украденных марок и удивительных историй вроде той, когда посткроссерша оформила карточку в Индию, а в почтовом отделении всё напутали и отправили карточку в Хабаровский край, потому что индекс села Тополево Хабаровского края совпал с индексом деревушки Венкитангу индийского штата Керала – уж не знаю, как такое возможно.

Вернулась Настя, и мы пошли проведать Гаммера. Он возился с головоломкой. В отличие от нас не забыл о сокровищах, ну или не нашёл лучшего способа отвлечься от того, что случилось вчера ночью. Пролистывал фотографии нашего восхождения, добрался до ржавого стенда на Моминой скале и вдруг подумал, что его до белизны выцветший плакат мог быть «белым туманом».

– В головоломке сказано: «Вместо слов останется белый туман, и в лесной земле, как девять солнц, засияет тёмная темница». На плакате вместо слов действительно остался белый туман. И стенд – как раз на пути к горной библиотеке… В общем, я попробовал восполнить кое-какие пробелы. Сейчас проще. Мы уже знаем, что головоломка ведёт в библиотеку.

Гаммер выписал не расшифрованные нами ориентиры на отдельные листочки, и, взглянув на них, я словно перенеслась в чердачную штаб-квартиру нашего детективного отдела. Не хватало диванчика и пробковой доски. Листочков получилось четыре: «открытая дверь», «ключ от открытой двери», «слепые окна чужого мира» и «белый туман».

– Это если предположить, что мы не ошиблись с «золотыми ветвями», когда привязали их к руинам Окопы. Думаю, не ошиблись. А если допустить, что «белый туман» – это старый плакат, а «ключ от открытой двери» – это… ну вы поняли, – Гаммер замялся.

– Кафельная карта, – сказала Настя.

– Да… Вот. Если так, то остаются лишь два ориентира!

– «Открытая дверь» и «слепые окна чужого мира», – прошептала я.

Гаммер позавчера взял у Страхила путеводитель по фракийским святилищам Родоп. Читать болгарский текст даже с «Гугл-переводчиком» было неудобно, поэтому Гаммер о нём позабыл, а сегодня открыл с единственной целью найти подсказку. Ограничился изучением мест возле Маджарова. Решил, что заглядывать дальше нет смысла.

– И как? – спросила Настя.

– Кое-что нашёл.

Гаммер поднял крышку ноутбука, последовательно зашёл в папки «Лабиринт мертвеца», «Головоломка», «Ориентиры», «Окна чужого мира» и открыл плохонькие фотографии каких-то углублений в камне. Пояснил, что фракийцы высекали в отвесных скалах трапециевидные ниши, причём на довольно внушительной высоте, и никто не знает зачем. На одной стене иногда появлялось до пятисот подобных ниш. Большинство до наших дней не сохранились. Авторы путеводителя верили, что скальные упражнения с долотом – или чем там фракийцы долбили камень? – были обрядом инициации: проявив ловкость и отвагу, юноши получали право считаться взрослыми мужчинами.

– А девушки? – поинтересовалась я.

– Про них в путеводителе не сказано. – Гаммер пожал плечами.

– Хочешь, чтобы девушки тоже получили право считаться взрослыми мужчинами? – уточнила Настя.

– Ты поняла, о чём я.

– Конечно поняла.

– Просто спрашиваю, какая инициация была у девушек.

– Ну да.

Я ткнула Настю в бок, и мы впервые за весь день рассмеялись. Приободрённый нашим весельем, Гаммер продолжил:

– В путеводителе приводятся и другие теории. Есть вероятность, что в нишах фракийцы хранили погребальные урны. Скала у них превращалась в своего рода некрополь. Поэтому ниши высекались в виде женского лона. Они символизировали возврат к первоначалу, и…

– Подожди! – вмешалась Настя. – С каких пор лоно стало трапециевидным? – Повернувшись ко мне, Настя уточнила: – Это ведь то, о чём я думаю?

– Лоно?

– Да.

– Ну… лоно – это чрево.

– Спасибо, что объяснила…

Гаммер поискал в интернете, чем лоно отличается от чрева. Мы узнали много интересного, и Гаммер явно смутился, когда Настя открыла картинки по его поисковому запросу, а ещё мы прочитали, что одиннадцать лет назад вышел фильм «Чрево», где Ева Грин вынашивает клона своего погибшего парня, и так развеселились, что ненадолго забыли о фракийских нишах. Толком не разобрались, что конкретно обозначать лоном, но окончательно усомнились в его трапециевидной форме. Гаммер развёл руками и предложил со всеми претензиями обращаться к авторам путеводителя.

Когда мы с Настей угомонились, он продолжил:

– Фракийцы могли считать, что через скальную нишу душа умершего переносится в загробный мир.

– Могли считать? – опять вмешалась Настя.

– Неизвестно, что они там считали на самом деле, – утомившись от Настиных придирок, вздохнул Гаммер.

– Ниша – окно в другой мир! – поняла я.

– В точку! – оживился Гаммер. – Окно или портал между мирами. А если учесть, что ниши не сквозные, почему бы не назвать их «слепыми окнами»? И в путеводителе написано, что больше всего ниш, – Гаммер свернул «Хром» с картинками чрева и вновь показал нам фотографии фракийских некрополей, – найдено в долине реки Арды. В том числе и тут неподалёку. Я поискал по картам и думаю, что один некрополь просматривается с Моминой скалы.

– И что получается? – спросила Настя.

– Получается, мы в точности прошли по тропинке, указанной в головоломке.

– Мы и так это знали.

– Нет. Мы считали, что головоломка ведёт запутанным путём через Окопу! На самом деле в ней сказано свернуть на развилке к ржавому стенду. Подняться на вершину, откуда видны фракийские ниши, и уже там искать засохшее дерево и потайную пещеру.

– Ясно… – протянула Настя. – И чем это поможет?

– Да, собственно, ничем. Я же говорю: просто восполняю пробелы. Надо разобраться с «открытой дверью». Тут вариантов пока нет. Кроме штольни. Она ведь на кончике меандра, то есть над излучиной дороги древних.

– Я думала о ней, – призналась я. – Но Вихра много раз забиралась в штольню и ничего особенного не видела. Да в неё только ленивый не забирался, она же нараспашку у дороги.

– Как дверь, к которой не нужен ключ.

– Не знаю, Гам. Кафельную карту я помню плохо, но точно, что на штольню она не похожа. Вот ни капельки. Скорее уж на реку. Или тропинку. Вряд ли штольни бывают такие… извитые.

Гаммер остался листать путеводитель, а мы с Настей отправились на кухню перекусить. Выйдя из комнатушки, увидели, что у кустов на противоположном конце двора собрались Вихра, Станка, Страхил и Богданчик. Дед Кирчо наблюдал за ними с веранды. Я испугалась, что они