Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МНС Грызлов, изрядно захмелев, — с ним каждый хотел выпить, — держал за пуговицу известного журналиста с бородой и рассказывал ему о своей находке, изображая в лицах то восторг, то удивление.
— И за все за это меня только на Доску повесили, да и то в самом уголочке, — жаловался он со слезами на глазах. — Меня даже в коллективную монографию не включили! Как ты думаешь, почему? — перехватил он пуговицу, открутив первую. — Да они боятся меня! И я их понимаю — им есть чего бояться!
А утром следующего дня президенту Академии позвонил именитый кинорежиссер, бывший среди приглашенных гостей на юбилее.
— Вы это хорошо придумали с иероглифами, — сказал он, поздоровавшись. — Не зря яйцеголовыми зоветесь! Только зачем было для этого воровать чужие атрибуты?
— Не понял. О чем, простите, речь? — переспросил, бледнея, президент.
— Зачем вы скалу нашу уволокли, Дети Солнца? Мы же ее готовили для съемок, четверо скульпторов с именем за кругленькую сумму три месяца дятлами долбали каменюку, а вы уволокли, как свою…
— Где этот проходимец? — закричал президент, выскочив в приемную. — Ко мне его, сукиного сына!
«Беркут» я! Рассказ
Мне в профкоме вручили «горящую» путевку с таким видом, будто только тем они и занимались, что выбивали ее специально для меня, какого-то там оператора котельной. Ну и я, конечно, не остался в долгу — тоже раскланивался, изображая удовольствие и благодарность, подобно японцу, которому больно наступили на ногу: не хочется улыбаться, а долг и воспитание обязывают.
— Вы опоздали на четыре дня, — заявил дежурный врач, глядя на меня, как на идиота. — Надо будет поспешить с обследованием, чтобы мы успели хоть что-то для вас сделать.
И я ланью поскакал по этажам и коридорам, сверяя таблички на дверях с санаторной книжкой.
Эндокринолог. Есть в книжке.
— Повернитесь так, теперь так. Здесь не болит? Волосы не лезут?
— Лезут. Правда, меньше, чем раньше, но тогда и было их больше.
— Ногти обламываются?
— Когда картошку копаю, а так нет.
— В сексуальном плане как? Не обижаетесь?
— А чего мне обижаться…
— Жена… всем довольна?
— Когда они бывают довольны… Им что…
«Здоров», — написал врач, а я подумал: «Какого лешего пытал меня, если знал, что здоров?»
Офтальмолог. Есть такой.
— Посмотрим ваши глазки, так ли они хороши, как кажутся, — ласково заговорила молодая и симпатичная дамочка. Она крепко прижалась своей горячей щекой к моей и обняла за шею, направив лучик прямо мне в глаз. У меня засвербели губы. — Н-да, — выразила недоумение красавица, не выпуская меня из объятий. — Голова не болит? Усталость чувствуется? В интимных делах не заметили сбоя?
— Конечно, теперь не то, что раньше, но…
«Здоров», — размашисто начертила врач и, не глядя на меня, подала мне книжку.
Уролог. Есть. Как же без него.
— Жалобы? — лениво спросил усатый уролог, ощупывая мои уши.
— Уши не болят, только в правом что-то чешется, — ответил я.
— Так что, почесать? — бесстрастно спросил он.
Я пожал плечами, мол, дело ваше.
— Как с потенцией?
— Как будто нормально…
— Нормально, так нормально, — зевнул уролог и двинул на угол стола мою книжку.
«Что они прицепились со своей потенцией?» — гадал я, проскакивая мимо гинеколога.
Отоларинголог. Не забыли и его.
— Что беспокоит? Шумы, звон в ушах? Во рту сухость?
— Бывает, — задумался я, — но не часто…
— Повторяйте за мной. Раз, два, четыре, семь…
— Раз, два, четыре, семь, — повторял я. — Секс? — проявил я неуверенность на последнем слове.
— Шесть, — поправляет меня врач.
Невропатолог. Садист и коновал. До сих пор хребет болит и шею не повернуть. До него ничего этого не было.
— Как с потенцией? — спросил он под конец уже, больно ткнув мне под ребро пальцами.
— Похоже, я попал в племенник, где отбирают жеребцов, — возмутился я, едва вздохнув от боли.
— Жеребцов здесь не отбирают, а потенция — хороший показатель состояния оргаз… тьфу ты, орга-низма. Задурили вы мне голову своими жеребцами. Скажу вам больше — у вас нервишки пошаливают. Сейчас зайдите в соседнюю комнату, возьмите там тазик, наполните его холодной водой и посидите в нем десять минут, потом пять минут в горячей, — и так десять процедур.
В процедурной все стены в голых девках, позы… в жизни таких никогда не видал. Успокоившись на ледяной воде, я, от нечего делать, стал мысленно приставлять голову моей Агафьи к этим фигурам и чуть не умер со смеху.
Вошел невропатолог-истязатель.
— Ну как? — спросил он, уставившись на Мадонну в облегающей мокрой рубашке.
— Класс! — заявил я с чашки панибратски. — С такой и у меня не было бы проблем, а то…
— Я о другом. Самочувствие как?
— Покалывает слегка, — смутился я.
— Это хорошо. Теперь поспешите в комнату номер тринадцать, у вас три минуты.
Застегиваясь на ходу, теряя капли воды на крутых ступеньках, я помчался вниз и, как ни спешил, все же опоздал.
Комната освещалась мягким голубым светом, в центре стоял большой диван, от которого к потолку тянулись мягкие бархатные шторы. Я заглянул в щелочку. На диване, развалившись, лежал крупный человек. Я узнал его, он из «Люкса», важная такая сволочь, через губу не переплюнет, свысока на всех смотрит, гад!
У ног его, на циновке, примостился, скрестив на груди тоненькие ручки, маленький человечек; по бокам дивана, как львы у входа в музей, залегли упитанные особы женского рода. Я брякнулся за диваном на голый пол — только там оставался клочок свободного места.
«…Вам тепло и уютно, — томно говорил кто-то невидимый, — вам ничто не мешает… Вы ощущаете тепло на ладонях… легкость во всем теле. Вы способны взлететь. Вы — орел, и крылья ваши сильны. Вы — беркут!»
С дивана послышался клекот, и тут же кто-то жалобно пискнул.
«Все же клюнул слабого, гад! — подумал я зло о человеке с дивана. — Ничего, отольются тебе наши слезы. Придет еще время!»
«…Вы делаете шаг, другой, мощно отталкиваетесь от скалы…»
Я делаю шаг, другой и… перехожу на семенящий бег, у края скалы останавливаюсь и втягиваю боязливо голову в плечи.
«…Вы парите в голубом небе, под вами скалы, в скалах прячутся куропатки…»
Я ищу укрытия под скалой, я втискиваюсь под камень… вижу промелькнувшую черную тень и слышу страшный клекот.
— Муха! Сгоните муху! — завопил кто-то.
«Идиотка! Не может склевать!» — возмутился я бестолковости кричащей.
«…Вы парите в потоках теплого, чистого воздуха, вы спокойны и величавы…
