Оба рассмеялись этой шутке, потому что всем было известно, что Хоксуэллу для его побед ни к чему бриллианты. Правда, и денег на них у него не было.

— Кстати, если уж говорить о простоте… Ты в последнее время не видел Каслфорда? — спросил Хоксуэлл.

— Видел. Неделю назад, — пояснил Себастьян.

— Такое ощущение, как будто я его не знаю, — заметил Хоксуэлл. — Вообще-то я приветствую здоровый гедонизм[2], но его гедонизм стал каким-то темным. Он становится распущенным. Такое ощущение, как будто ему нравится быть подонком.

— Им управляет дьявол, только я не знаю его имени.

— Черт, да какие дьяволы могли овладеть им? У него нет наших проблем! Ему бы походить в моей шкуре недельку-другую, тогда бы он понял, как легко можно превратиться в осла.

Впервые больше, чем за год, Хоксуэлл косвенно намекнул на свою пропавшую невесту и на смутные подозрения, касающиеся ее исчезновения. Правда, никто не верил в то, что он сам прогнал ее или того хуже, однако вопросов от этого меньше не становилось, причем в последние несколько дней они звучали все громче.

— Он принадлежал ей? — спросил Себастьян, рискуя нарваться на вспышку гнева Хоксуэлла, который тот силился скрыть. — Я имею в виду ридикюль, который нашли в Темзе.

Глубоко вздохнув, Хоксуэлл устремил невидящий взор в другой конец комнаты. Затем провел пятерней по волосам и вернулся к картам.

— По словам ее опекуна, да, — ответил он. — Знак это нехороший, и я опасаюсь худшего. Бедная девочка!

И не менее бедный Хоксуэлл! Эта девочка могла принести ему деньги, в которых он так нуждался. Ее исчезновение в день свадьбы оставило его в подвешенном состоянии — он не мог жениться еще раз и не мог получить деньги от ее опекуна, который настаивал на том, чтобы деньги не выплачивались до тех пор, пока суд не подтвердит факт ее смерти.

Хоксуэлл сардонически усмехнулся:

— Вот ведь черт, не так ли? Это мне стоит напиться до полусмерти, а не Каслфорду.

— Возможно, у него тоже есть на то причины, но я уже смирился с тем, что ему не нужны ни моя симпатия, ни мои утешения. Нет такой дружбы, которая длилась бы вечно.

— Верные слова, только уж очень грустные. — Хоксуэлл поднял бокал. — За Тристана Сент-Ивса, герцога Каслфорда! Пускай избавится от своих демонов.

Выпив, Себастьян сам произнес тост:

— За здоровый гедонизм и за твою нынешнюю девушку, кем бы она ни была!

— За мисс Келмслей и за надежду на то, что ее можно купить!

— А если нет, то за всех тех, кого купить можно!

Как это бывало всегда, когда они исполняли этот ритуал, Хоксуэлл поднимал бокал еще раз. За кого бы и за что бы они ни пили, он всегда думал о чем-то своем, прежде чем допить остатки спиртного из своего бокала.

Леди Уиттонбери редко разыскивала своего второго сына, так что ее внезапное появление в библиотеке, где он писал письма, немало удивило Себастьяна.

От нее исходили обычная самоуверенность и властность.

Поздоровавшись с матерью, Себастьян осведомился о ее здоровье и демонстративно вернулся к своим письмам, надеясь, что это заставит ее уйти. Увы, этого не случилось.

— Я хочу, чтобы ты знал, что я благодарна тебе за то внимание, которое ты оказываешь брату, — проговорила она.

— Я делаю это с удовольствием.

— Разумеется, это только его обязанность.

— Конечно.

— Всем известно, что он никогда не приобрел бы это звание. Как маркиз, он не должен был делать это. А ты — должен.

Себастьян отложил ручку. За окном лил унылый дождь.

— Понадобилось немало времени, чтобы вы выразили свои обвинения словами, — проговорил он. — Возможно, теперь, когда вы это сделали, вам станет легче.

Леди Уиттонбери была не из тех женщин, которые позволяют другим сказать последнее слово, и уж тем более сыну.

— Если уж семья должна отправлять на войну сына, то это не должен быть первенец или лорд.

— Такое иногда бывает, — сказал Себастьян. — Причем мы с вами оба знаем подобные примеры. Так что мой брат — не единственный пэр в военной форме.

— Да, но остальные — выходцы из семей с давними военными традициями. Неужели ты вообще не считаешь себя виноватым в том, что с ним произошло?

Если она хочет, чтобы он признал свои сложные чувства по отношению к Моргану виной, пусть так. И спорить с ней бессмысленно.

— Но что сделано, то сделано, — сказала она.

Себастьян заподозрил, что это не простое материнское чувство, заставляющее женщину покорно склонить голову перед судьбой. Скорее всего она пытается использовать его, переходя с одного фронта какой-нибудь личной кампании на другой.

— Я рада, что ты хорошо исполняешь свои обязанности, — продолжила она. — Благодаря этому сохраняется власть и влияние Уиттонбери.

— Делаю все, что в моих силах.

— Однако история с этой женщиной помешает тебе в будущем делать все, что в твоих силах, — заметила мать. — Сплетни ходят самые неприятные. И из-за них создается впечатление, что ты совсем не переменился.

Себастьян не стал защищаться. К тому же от этого ничего не изменится.

— Я довольно давно подумываю о том, что тебе следует жениться, — заявила леди Уиттонбери.

— Твоя забота о моем счастье очень трогательна, — промолвил Себастьян. — Кстати, мне по нраву, что ты предлагаешь сменить тему разговора. Давай-ка посмотрим: чувство вины, скандал или женитьба? М-да… Вина, скандал или женитьба. Признаюсь, все эти темы мне не слишком-то нравятся. Но у тебя всегда был развит талант к тому, чтобы делать нашу беседу неприемлемой.

Мать прищурилась.

— Вообще-то я не так уж круто сменила тему разговора, и тебе это известно, — процедила она сквозь зубы. — Однако скоро ты заполучишь место своего брата. Учитывая состояние его здоровья, тебе следует жениться, потому что скоро ты сам станешь маркизом. Но скандал окажет влияние на твою деятельность в будущем, как оказывает сейчас. Зато брак подготовит тебя к неминуемому получению титула, обеспечит преемственность поколений и убедит мир в том, что больше ты не ступишь на скользкую дорожку греха.

Маркиза привыкла таким тоном разговаривать с отцом. Их союз был не слишком-то удачным.

— Вообще-то я тоже подумывал о женитьбе, — сказал Себастьян, позволив ей несколько мгновений внимательно наблюдать за ним.

Лицо леди Уиттонбери вытянулось от удивления. Она нахмурилась, сразу заподозрив, что столь легкая победа неслучайна. Но потом мысль о том, что она может активно вмешиваться в его жизнь, взяла верх.