П. Потёмкин возглавил секретную комиссию по расследованию дел и наказанию участников восстания. Кроме того, данный орган вёл агентурную работу, выпускал прокламации к мятежникам и жителям бунтующих провинций. Примечательно, что Пугачёв был выдан властям своим окружением вскоре после того, как Г. Потёмкин направил в Оренбург двух агентов со значительной суммой денег для подкупа лидеров бунта.

Сам же П. Потёмкин героически проявил себя при обороне правительственными силами Казани. Особенно любопытно, что уже после поимки Пугачева он грозил мятежным башкирам, что для их усмирения будут присланы арнауты и запорожцы.

Вероятно, имелись в виду арнаутские отряды, которые в том числе Г. Потёмкин создавал на Дунае из местного населения во время командования там дивизией.

Важной заслугой царского фаворита в дни борьбы с пугачёвщиной было привлечение к этому делу энергичных офицеров и генералов.

С генерал-майором Александром Суворовым Г. Потёмкин познакомился весной 1773 года в ходе боевых действий у Силистрии. Их подразделения находились по соседству в связи с чем генералы делились разведданными, координировали свои действия.

Потёмкин не понаслышке знал о полководческом даровании Суворова, его безоговорочной преданности престолу. По настоянию своего военного советника Екатерина затребовала перевода Суворова в Московскую дивизию, воевавшую против бунтовщиков.

Несмотря на сопротивление Румянцева (прямого начальника Суворова), вопрос был решён положительно. Именно Суворову предстояло поставить точку в пленении Пугачёва.

Для перевозки главного мятежника по беспокойному Поволжью генерал провёл целую спецоперацию. Конвойной команде пришлось отбить две решительные попытки сторонников Пугачёва освободить своего лидера. С большой осмотрительностью главный мятежник был доставлен в Симбирск для следственных действий и под надёжную охрану.

Всё это демонстрирует, насколько тесно переплетены исторические судьбы Днестровско-Дунайского региона и России. Тяготы русско-турецкой войны 1768–1774 годов стали основной причиной восстания Пугачёва. Вместе с тем многие ветераны той войны приняли активное участие в подавлении пугачёвщины.

Очевидно, что поражение Пугачёвского восстания прямо соответствовало интересам овладения Россией Северным Причерноморьем. Ведь победи в 1774 году самозваный «Пётр III» – Россия неизбежно погрузилась бы в смуту. В этих условиях турки и татары не стали бы отягощать себя выполнением Кучук-Кайнарджийского мирного договора. Того самого договора, который принёс не только прямой выход России к Чёрному морю, но и создавал предпосылки для присоединения к России Таврии и Кубани.

Вскоре Г. Потёмкин возглавил недавно образованную Новороссийскую губернию. Стоит ли удивляться, последовавшему в 1775 году упразднению Запорожской Сечи, грозившей стать новой точкой напряжения на юге России.

«Ногайская карта» генерала Щербинина: как русские военные исправляли крымскую ошибку дипломатов

9 февраля 1772 года императрица Екатерина ратифицировала Карасубазарский мирный договор, зафиксировавший независимость Крымского ханства от Османской империи. Помимо того, что этот документ был важным условием заключения судьбоносного Кючук-Кайнарджийского трактата, он стал образцом решающего вклада в дипломатию России профессиональных военных.

Даже в блистательном для российской истории XVIII веке генералам зачастую приходилось исправлять ошибки профессиональных дипломатов.

Русские войска под командованием генерал-аншефа Василия Долгорукова вступили на Крымский полуостров летом 1771 года и заняли его, почти не встретив сопротивления.

Да и какое могло быть сопротивление, если за год до того под стенами осаждённой османской крепости Бендеры главы 20 ногайских родов (преимущественно едисанских) приняли российское подданство. Ногайцы были основной ударной силой войска Крымского ханства. А дальше сработал эффект домино: отсутствие должного сопротивления татар русскому вторжению оказало деморализующее воздействие уже на османские гарнизоны крымских крепостей.

Российская стратегия в отношении Крыма была определена ещё весной 1770 года, до триумфальных побед армии Петра Румянцева над турецко-татарскими войсками в Пруто-Днестровье, когда и предположить было сложно столь лёгкое подчинение Тавриды.

В высочайшем рескрипте на имя Петра Панина (командующего 2-й армией, прикрывавшей крымское направление) обозначались следующие перспективные цели:

1) добровольное отторжение татар от «подданства турецкого» и образование из Крыма «независимой области»;

2) принятие крымскими татарами русских гарнизонов до подтверждения независимости Бахчисарая султаном;

3) уступка ханом России некоторых пунктов для обеспечения русского судоходства на Чёрном море. Такими пунктами в Петербурге виделись, прежде всего, Керчь и Еникале, которые Екатерина II рассматривала как азовский аналог Гибралтара (и на которые претендовал ещё Пётр I по итогам участия России в Великой турецкой войне).

Казалось бы, хан Сахиб-Гирей , посаженный на престол с согласия российских властей, должен был без особых возражений воспринять данную программу. Однако в самом начале переговоров о заключении русско-крымского мира выяснилось, что добиться его согласия на 3-й пункт будет чрезвычайно трудно.

Ситуация осложнялась тем, что без заключения соглашения с ханом крайне затруднительно было протолкнуть в большой русско-турецкий мирный договор пункт о независимости Крымского ханства.

Поскольку Россия в тот период рассматривала Крымское ханство как самостоятельное государство, то вести переговоры с его лидером необходимо было на равной основе, избегая мер силового давления. Крымские элиты быстро почувствовали это, перейдя из положения побеждённых в категорию равноправных переговорщиков.

К тому же российская дипломатия сама совершила действие, порядком усиливающее переговорные позиции крымцев. Ханству были переданы все доходы от бывших османских владений в Крыму, находившиеся в наиболее освоенной местности с многочисленным христианским населением, снабжённой морскими гаванями.

Противоречия между «пророссийской» ханской администрацией и русскими властями обнаружились уже в первые месяцы нахождения войск Долгорукова в Крыму.

Когда русский командующий уведомил Сахиб-Гирея о том, что его гарнизоны останутся в крепостях для защиты ханства от турок и им нужно на зимний период топливо, то получил следующий ответ: «Крымский же народ и без того разорён и безденежно не может дать русскому войску отопления». В отношении оставления русских войск хан утверждал, что раз ханство отделяется от османов, то защищаться от нападений должно самостоятельно.

Императорский манифест к жителям и владетелям Крыма провозглашал лишь освобождение региона от османского владычества и утверждал российское покровительство. Между тем инструкции главы российского МИДа Никиты Панина предписывали Долгорукову добиваться передачи России как минимум Керчи и Еникале, а по возможности и Кафы (Феодосии).

Долгоруков по этому поводу сокрушался: «Если б на первые мои донесения… получил точно об оставлении сих городов в воле Ея Величества, то б, конечно, не упустил исполнить, тем более что я не был тогда искатель их дружбы, а был победитель…»

Дальнейшее выполнение этой сложнейшей миссии было возложено на сотрудника Коллегии иностранных дел Петра Веселицкого, ставшего резидентом (послом) при хане. Российский дипломат требовал не просто отказа татар от упомянутых городов, но особого «просительного к императрице письма» о принятии их под свою власть.

Крымцы первоначально парировали эти притязания тем, что уступка трёх крепостей противоречит принципам свободы и независимости ханства.