Цвета. Возможно, благодаря своей профессии он так живо их помнил. Темно-серый, почти черный цвет моря часа в три или четыре утра, когда он возвращался в свою дешевую квартирку на берегу — от нее до казино было мили полторы. Первые слабые проблески желтизны на горизонте, где вставало солнце, провозглашая начало нового дня, светло-голубую воду, которая окрашивалась лазурью к моменту его пробуждения, нежно-розовые тона заката в тот час, когда он вновь отправлялся к игорным столам. Ярко-красный цвет, на который он ставил так много. Блестящий, полированный черный, который в конце концов лишил его состояния.

Орландо вспоминал рулеточные термины, произносимые мягким, но властным голосом крупье. Pair означало, что выпало четное число, impair — нечетное. Passe значило, что выигрышный номер находится между девятнадцатью и тридцатью шестью, impasse — что он между нулем и восемнадцатью. Rouge — красное, noir — черное; le rouge et le noir, красное и черное, занимали все его мысли, пока он сидел у рулеточного колеса. Ноль — проигрыш в пользу казино; единственный фактор, дающий владельцам заведения преимущество перед игроками, явившимися, чтобы сорвать банк.

Он играл по своей собственной системе. Придя в казино впервые, Орландо только наблюдал. Очень толстый француз выиграл уйму денег. Стройный блондин, англичанин, сильно проигрался. Изысканно одетый итальянец выиграл совсем чуть-чуть. В течение трех вечеров Орландо наблюдал за одним столом. Время от времени ставил по маленькой, чтобы не обижать казино. Результаты каждого розыгрыша он аккуратно вносил в красный блокнот. Он заметил, как один из администраторов что-то тихонько прошептал другому — вот человек, который изобретает свою систему. Служащие казино обожали людей, играющих по системе. Они встречали их с распростертыми объятиями и угощали марочным шампанским, когда те превращались в завсегдатаев. Клиентам с надежными рекомендациями открывали щедрый кредит. Ибо в казино знали, что все системы обречены на неудачу. Даже при одном нуле, как в Европе (в Америке их было два, а в салунах Среднего Запада, где собирались самые безрассудные игроки, можно было увидеть и целых три — Орландо об этом слышал), преимущество неизменно оставалось на стороне казино.

Орландо Блейн приехал в Монте-Карло в поисках финансового спасения, в расчете сколотить себе капитал. У него не было своих денег — только долги. Он был отчаянно, безнадежно влюблен в Имоджин Джеффрис, единственную дочь богатого лондонского юриста. Она снилась ему целыми днями, когда он отсыпался в задней комнате своей auberge,[17]окна которой выходили на железнодорожные пути и пустынную местность вдали от моря. Имоджин была высокая и смуглая, с дразнящими серо-голубыми глазами. Ее плавные движения были полны грации, от которой у него захватывало дух, и она крепко обняла и поцеловала его, когда прощалась с ним на вокзале, перед поездом, отправляющимся на юг Франции. Отец Имоджин очень гордился своим состоянием — его размерами, перспективами и способностью обеспечить целые поколения еще не рожденных Джеффрис на долгие годы — и потому категорически отказался выдать дочь за человека, у которого нет ни гроша за душой. Многие девушки, думал Орландо, попытались бы отговорить своего возлюбленного от решения поставить судьбу их совместного будущего в зависимость от прихоти маленького колеса в одном из игорных домов Монте-Карло. Но Имоджин эта идея привела в восхищение. Риск был для нее словно наркотик.

— Возвращайся богатым, милый, — сказала она ему. — Тогда я буду сжимать тебя в объятиях всю ночь напролет. Ты только вернись настоящим богачом.

Изучая свои записи в красном блокноте, Орландо пришел к интересному заключению. Похоже, что на столе, за которым он наблюдал, вероятность выпадения красного чуть-чуть превышала вероятность выпадения черного. Многие игроки, вспомнил он, пользуются так называемой системой «мартингейл», прославленной сэром Фрэнсисом Клаверингом, героем теккереевского «Пенденниса», — он потерял огромные суммы из-за слепой веры в эффективность этой системы. Согласно ей, надо было дождаться, пока на рулетке выпадет пять черных чисел кряду. Потом, на шестом розыгрыше, делалась ставка на красное. Если выигрышный номер снова оказывался черным, эта ставка удваивалась. И так далее, по какому бы из гигантского количества сценариев ни развивались дальнейшие события. Но Орландо знал, что в самой сердцевине системы «мартингейл» кроется ошибка. Ее приверженцы полагали, что после пяти черных выигрышных номеров подряд вероятность выпадения красного при следующем вращении колеса увеличивается. Но они ошибались. Эта вероятность всегда была одинаковой. Колесо не помнило, куда шарик упал в прошлый раз. И при каждом розыгрыше вероятности выпадения красного и черного оставались равными — пятьдесят на пятьдесят. Он решил делать умеренные ставки на красное — в конце концов, это был любимый цвет Имоджин. Больше ничего. Никаких попыток поймать птицу удачи, ставя на единственный номер с вероятностью выигрыша один против тридцати шести. Никаких комбинаций номеров — всех этих pair, impair, passe. Только красное. Mesdames et mesieurs, je vous en prie. Faites vos jeux.[18]

Орландо помнил, как он нервничал в тот первый вечер, когда начал играть всерьез. Минимальная ставка равнялась тысяче франков — это составляло чуть меньше десяти английских фунтов. Орландо располагал одной тысячей фунтов стартового капитала, снятой с банковского счета Имоджин. Вначале он делал минимальные ставки — при выигрыше доставалось столько же, сколько он ставил, то есть на тысячу франков можно было выиграть еще тысячу. Он захватил с собой блокнот. Иногда, наблюдая за происходящим в зале, он быстро зарисовывал лица окружающих его людей — крупье и других игроков. Всего он поставил на красное восемнадцать раз. Если бы закон равного распределения вероятностей соблюдался в точности, он бы девять раз выиграл и девять проиграл. Но в этот первый вечер получилось не так. Он выиграл двенадцать раз и проиграл шесть. Когда он получал свой выигрыш, крупье улыбались ему. Такие мелкие потери не могли огорчить держателей казино в Монте-Карло. Это пробное испытание принесло Орландо шестьдесят фунтов.

В два следующих вечера он очень медленно поднимал ставки. На третий день он уже был в плюсе на пять тысяч фунтов. Но такая сумма, грустно сказал он себе, ни за что не удовлетворит отца Имоджин. Ему нужно по меньшей мере двадцать пять тысяч. А еще лучше тридцать. Ну а сорок — это было бы идеально.

В четвертый и пятый дни казино увеличило размер максимально допустимой ставки до ста тысяч франков, то есть примерно до тысячи английских фунтов. Система Орландо по-прежнему оправдывала себя. Каждый вечер за спиной у Орландо стоял маленький, чисто выбритый француз с черными глазами. Он наблюдал не за игрой, а за набросками, которые Орландо делал в блокноте.

— Прошу прощения, мсье, — однажды сказал этот француз. — Ваши рисунки — сегодня они в стиле Тулуз-Лотрека и так хороши, что вполне могли бы сойти за его работы. Позвольте вас спросить, мсье: вы можете с такой же легкостью имитировать и других художников?