– Пару девочек из «Д» знаю, – заносчиво задрала подбородок Виноградова. – Говорят, он иногда удирает, а ещё опаздывать любит. Учителя типа ворчат, только с Ибрагимова спрос как с козла молока!

– Иногда – синоним «редко». Значит, не прогульщик. Просто шалопай, – осторожно вступилась тихоня.

– Ну да, – Камилла призадумалась. – На уроках тихо сидит, вроде.

– Близнецы, говорят, цыгане по национальности, – заметила кудрявая брюнетка Юлиана Близнюк, до этого хранившая важное молчание. – Разве цыгане ходят в школу?

– Не ходят вообще! – поспешила с докладом рыженькая Катя Лыткина, дочка школьного секретаря. – Мама знает личные дела практически всех школьников. У нас учится много цыган! Точнее числятся. Но на уроки не являются! У цыганят справки либо по инвалидности, либо по умственной отсталости. Типа неразумные, больные, обучаться не способны. Мама говорила, цыгане специально перед школой детям справки берут. Те учёбу прогуливают, получают после девятого класса бумажку вместо аттестата. И всё.

– Офигеть! – огорошилась Света Тарасова, правая рука Юльки Близнюк, высокая шатенка с квадратным лицом.

– Я и не знала! – озадачилась Рашель. – Хитрые какие! Вот же ума палата! Мне бы так!

– Анюта, только не говори, – подколола соседку скептичная Ира Уварова, второй заместитель командира, – что тоже хотела бы получить в конце девятого вместо аттестата дурко-справку.

Весь столик захихикал.

– Нет, конечно! Ира, что за глупости? Как ты могла подумать? – покраснела обиженная Анечка. – Я просто в шоке, как местные выкручиваться умеют!

– У «выкручиваний» последствия есть, – спокойно ответила Ане низкорослая толстушка Инна Таран. – Нет аттестата – нет дальнейшей учёбе в техникуме или институте, нет квалификации.

– И нет нормальной работы, – сухо подвела итог командир Нина.

– Ибрагимовы – тоже цыгане. Да-да! – продолжила Катя. – Но приезжие. Сибирские. У братьев справок нет, они не прогуливают и успешно учатся. Младшие из их семьи – тоже. Учителя в секретарской близнецов часто обсуждают. Кто-то хвалит, кто-то жалуется. Особенно любят полоскать умника, что сегодня перед русским наехал на Валю.

– Значит, тот, который пререкался с Валентиной – отличник, а второй, с мелированием и серьгами в ушах, – двоечник? – Люба вернула разговор в нужное ей русло.

– Да, спокойный – круглый отличник. На Доске почёта висит, можешь посмотреть! Говорят, начитанный, пипец! Невозмутимый удав, в отличие от брата. Базарит только по делу. Слушок ходит, мол, умник весьма противный на характер, – стала жонглировать осведомлённостью Виноградова. – А крашеный тупо учиться не хочет. Вообще болтают, что Сэро – пацан умный, как брат, много в чём шарит и дофига знает! Когда хочет, учится. Если ленится – кладёт на всё. Но он не двоечник, нет.

– А зачем ты столько всего про Ибрагимовых насобирала? – не преминула съехидничать долговязая Уварова.

– Я много про кого наслышана! – отбила намёк Камилла. – Близнецы с большинством в школе общаются! Тайны никакой нет.

– Короче, хамы оба! Что одному хоть в глаза плюй, что второму! – подвела итог Близнюк, толком не участвовавшая в обсуждении.

– Разве Имир – хам? – выпалила Люба. – Он отстаивал своё по праву! Культурно и уважительно. Не оскорблял никого и не орал.

– Ну да, логично! – поддержали девочки. – Всем бы нам его таланты!

– Откуда имя знаешь? – подозрительно уставилась на тихоню Камилла.

Поспелова, покраснев, быстро отвела взгляд, изобразив полное непонимание.

– Так на химии по имени училка его же позвала, когда про пионеров втюхивала…

– А-а-а, точно! И ты запомнила?

– Я же вроде пока не бабка, – картинно насупилась тихоня. – С памятью всё в порядке.

– Ой, Камилла ревнует! – высмеяла Виноградову Ира. – Люба, теперь держись! Она обязательно ещё какую-нибудь хрень Степанченко да Илютиной «случайно» расскажет!

– Неправда! – вспылив, рявкнула кареглазая школьница. – Блин, Уварова, бред несёшь! Задолбала! За собой следи!

Глава 8.

Чайник вскипел. Люба подхватила его сложенным вчетверо кухонным полотенцем и стала заливать кипяток в старенький заварник с треснутым носиком.

Александра Григорьевна сидела возле обеденного стола и жадно читала местную прессу. Весьма скучную, по меркам дочери. В районной газете ничего не писали, кроме занудных отчётов администрации, описаний событий вроде посева полей да платных поздравлений какого-нибудь станичника от любящих сослуживцев и родственников.

Люба достала литровую банку мёда и домашнее клубничное варенье, порезала свежий хлеб, только что купленный в маленьком ларьке, который содержала армянская семья, переехавшая в Россию в начале 90-х. Мама и папа ругали предприимчивых армян на чём свет стоял, обзывали спекулянтами, ворюгами, подленькими дельцами. И отправляли всякий раз дочь покупать в треклятом ларьке провизию по мере необходимости. Армянский ларёк бранили и другие соседи, совершенно не замечавшие, что с появлением крошечной железной торговой точки нескольким жилым кварталам больше не нужно из-за каждой мелочи бежать в центр – на рынок или в кооперативные магазины.

Мама, дочитав заметку, вздохнула и отложила макулатуру в сторону.

– Что интересного нашла? – поинтересовалась Люба, разливая густой чёрный чай в высокие белые кружки с потускневшим золотым ободком.

Александра Григорьевна подняла пасмурное лицо и задумчиво уставилась на дочь.

– Что пишут? Да всё то же. Как бездельник-глава на краевом совещании сидел. Ворюга! Всю станицу распродал! Кругом хапуги. Не стыдно им ни на грош перед простыми людьми!

Люба, потупив взгляд, промолчала. Подросток тяжело переносила мрачные монологи матери и отца.

В прошлом мама трудилась ревизором на одной из ж/д веток и неплохо зарабатывала. Проверяющей женщина слыла принципиальной и строгой, наказывала жёстко, однако и о справедливости да сострадании не забывала. После рождения младшей дочери она решила уйти на нижестоящую должность товарного кассира, чтобы больше не ездить в командировки и чаще бывать с семьей. Но ничего не изменилось: семья видела Александру по-прежнему мало, замученной и усталой – хозяйка по привычке отдавалась труду вся, без остатка. Зарплата меньше предыдущей раза в три дала быстро о себе знать. Тем более что Василий Михайлович никогда прилично не зарабатывал.

Вскоре наступили лихие 90-е. Распад СССР. Зарплату многим не платили месяцами. Поспеловы исключением не стали. Не сумев адаптироваться к новой жизни, мысля старыми советскими мерками, родители Любы вдоль да поперёк кляли сообразительных торговцев, новоявленных нуворишей и других предприимчивых людей.

Мир менялся. Кто-то выживал, кто-то жил, а кто-то наживался. Поспеловы смотрели на богатевших и с отвращением осуждали. А Люба молчала и переживала за родителей, всё глубже погружавшихся в злобное негодование.

– Мам, знаешь, в классе считают меня богатой, – подросток робко решила начать разговор на мучительную тему.

– Само собой! – гордо встрепенулась мать. – Красавец-махина! Не зря я его построила! Как будто развал нашей могучей страны предчувствовала! Зато тебе перед людьми не стыдно, доченька! Таких домов в твоём классе нет ни у кого. Ох, сколько анонимок да кляуз на