теперь начал относиться к этой работе с презрением. Писательство не должно быть «профессией»: «Ах ты, уставший бедняга, что в такой час мучительно садится за проклятое перо и пишет не ради того, чтобы сбросить груз с души, чтобы поделиться мыслями или что-то выразить. Пишет он лишь потому, что перо – единственный инструмент, которым он владеет, единственный способ заработать на хлеб!»22 В результате герой начинает испытывать отвращение и к аудитории, которая читает такие безжизненные творения, и откровенно заявляет: «Я людям не друг», – эту строчку как раз цитирует Соня в своих мемуарах23. «В демократии полно угроз для самых высоких надежд цивилизации…»24, – заявляет Райкрофт в отрывке, который наверняка нравился Лавкрафту.

Размышляет Райкрофт также о самом себе и своей способности испытывать чувства. Будучи вдовцом, у которого есть взрослая дочь, он тем не менее говорит: «Считаю ли я себя человеком, хоть когда-нибудь заслуживавшим любви? Вряд ли. Я всегда был слишком погружен в себя, слишком требователен ко всему окружающему, слишком горд без причины»25. Далее встречается еще один отрывок, где Райкрофт высказывается в защиту чопорности, – Лавкрафту, думаю, он тоже приглянулся:

«Если чопорным называть порочного втайне человека, который старается сохранять внешние приличия, такая чопорность нам не нужна, пусть уж лучше будет бесстыдство. Если же чопорным считать того, кто живет порядочной жизнью и развивает в себе, в соответствии либо со вкусом, либо с принципами, немного излишнюю деликатность мысли и речи по отношению к основам человеческой природы, то это решительно хороший недостаток, и я не желаю, чтобы он искоренялся»26.

Как тут не вспомнить о письме Лавкрафта к Соне, где он называл секс кратковременной и иррациональной страстью молодости, от которой «взрослым людям» следует отказываться? Как не подумать о его щепетильной реакции на само слово «секс»? Как справедливо заявляла Соня, роман «Личные бумаги Генри Райкрофта» отлично помогает понять Говарда, ведь главный герой – привязанный к дому и презирающий общество любитель книг – поразительно напоминает самого Лавкрафта. Можно представить, с каким удивлением Говард читал произведение, в котором высказываются его самые сокровенные мысли.

Суть в том, что Соня тоже читала «Райкрофта» и заранее знала о непригодности Лавкрафта в мужья. Она, если верить ее собственным словам, переоценила свою «самоуверенность» и не сомневалась в том, что поможет Говарду избавиться от «комплексов» и сделает из него пусть не традиционного добытчика и кормильца (на такое и не стоило надеяться), а хотя бы более общительного и любящего супруга, а также более талантливого писателя. Соня искренне любила Лавкрафта, в этом я не сомневаюсь, и выходила за него замуж с наилучшими намерениями, желая вытащить наружу все то прекрасное, что она нашла в Говарде, однако тот оказался куда менее податливым.

При таком стечении обстоятельств, думаю, нет смысла винить Лавкрафта в том, что муж из него получился неважный, – поучениями все равно ничего не добиться, – однако многие его поступки не имеют оправдания. И самым непростительным из них можно назвать само решение жениться, которое он с легкостью принял, совершенно не подозревая о возможных трудностях (не считая неожиданно возникших финансовых проблем) и не осознавая, что он абсолютно не подходит на роль супруга. Будучи человеком с пониженным сексуальным влечением, глубоко заложенной в него любовью к родным местам и серьезными расовыми предрассудками, он вдруг надумал вступить в брак с женщиной на несколько лет старше, которая стремилась к физическому и интеллектуальному союзу, и сорваться с места, променяв родной город на суету расово неоднородного мегаполиса, где он не мог найти работу и, казалось, вполне довольствовался жизнью на обеспечении супруги.

Женившись, Лавкрафт стал уделять Соне на редкость мало внимания. Почти все вечера и даже ночи ему было намного интереснее проводить с «ребятами», и он довольно скоро перестал волноваться о том, чтобы прийти домой пораньше и лечь спать вместе с женой. В 1924 году Говард все же пробовал найти работу, хотя попытки его были довольно неумелыми, но уже в 1925–1926 годах он забросил эту затею. Как только Лавкрафт осознал, что жизнь в браке ему не подходит, он был рад довольствоваться перепиской и поддерживать отношения на расстоянии, когда в 1925 году Соне пришлось уехать на Средний Запад. Конечно, необходимо учитывать и некоторые смягчающие обстоятельства. Едва очарование Нью-Йорка рассеялось, как душевное состояние Лавкрафта начало стремительно ухудшаться. В какой момент он понял, что совершил ошибку? Возможно, стал считать Соню виновницей своего затруднительного состояния? Неудивительно, что в подобной ситуации Лавкрафт находил утешение в компании друзей, а не жены.

Три года спустя Лавкрафт размышлял об этой неудаче, и к его словам мало что можно добавить. Хотя позже он заявлял, что конец супружеской жизни «на 98 % зависел от финансовых проблем»27, здесь он открыто признает, что разлад был вызван существенными различиями в характере:

«Не сомневаюсь, что брак может стать очень полезной и приятной договоренностью между двумя людьми, когда обе стороны питают надежды на параллельную интеллектуальную и творческую жизнь – и одинаково или, по крайней мере, понятно друг другу реагируют на одни и те же основные моменты в обстановке, чтении, исторических и философским размышлениях и так далее, а также имеют схожие потребности и стремления в географической, социальной и умственной среде… С женой такого же темперамента, которым обладала моя мать и тетушки, я, пожалуй, сумел бы воссоздать что-то вроде семейной жизни на Энджелл-стрит, хотя имел бы совершенно иной статус в домашней иерархии. Однако с годами выявились существенные различия в отклике на основные вехи временного потока, а также противоположные стремления и понятия о ценностях при планировании постоянного совместного проживания. Абстрактно-традиционно-индивидуально-ретроспективно-уравновешенные взгляды столкнулись с реально-эмоционально-современно-жилищно-социально-этико-чувственными, и поэтому изначально воображаемому сходству, основанному на совместных иллюзиях, философском уклоне и восприимчивости к красоте, не суждено было выиграть эту битву»28.

Хотя его рассуждения звучат очень абстрактно, из них мы можем понять основную суть проблемы: Соня и Лавкрафт не сошлись характерами. Теоретически Говард мог представить себя рядом с супругой, более похожей на него самого или же на его мать или тетушек, правда, в том же письме, высказываясь в пользу института брака, он практически счел себя для него неподходящим:

«…Я не нахожу в этом ничего плохого, однако считаю, что шансы на успех в браке чертовски малы, если речь идет об индивидуалисте, человеке упрямом и оригинальном. Я уверен на сто процентов, что сколько бы он ни погружался в эту жизнь – четыре, пять раз подряд, – каждый раз его ждет