Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шли мы молча. Да и о чем говорить? Так и прошли все эти километры до Афонькиной протоки, что соединяла два небольших болотистых озерка, куда, по сведениям Ивана Николаевича, и отправился в пятницу пропавший охотник Сергей Степанович Востриков.
– Ну вот… Пришли, – объявил Семенов, снимая с плеча рюкзак. – Вот она, Афонькина протока.
– А почему протока называется Афонькиной? – поинтересовался я.
– Здесь в пятидесятые годы прошлого века пропал сельский дурачок Афоня, которого местные жители звали Афонькой.
– То есть как пропал? – спросил я. – И не нашли?
– Да темная вышла история, – задумчиво произнес Семенов. – Мне мать рассказывала, что пошел он как-то в лес грибы собирать и не вернулся. Три дня его всем селом искали. И вот у этой самой протоки нашли его корзинку, полную мухоморов и поганок. И следы. Его и еще чьих-то босых ног. Очень больших. Надо полагать, и человек был крупный. Из сельчан ни у кого такой огромной стопы не было. Весь берег протоки был в следах Афоньки и этих босых ног. Как будто Афонька бежал от кого-то, а этот, с большими стопами, гнался за ним. У самой воды следы обрывались. И все. Ни Афоньки, ни этого босого. Так вот Афонька и пропал. А к протоке его имя прицепилось. Теперь она уже официально зовется Афонькиной. На карту занесена.
– Интересно, – произнес я. – Выходит, этот босой Афоньку с собой куда-то утащил?
– Ничего больше не известно, – отозвался Иван Николаевич. – Говорю же, темная история… Обратных следов ведь не нашли. Искали по берегам, вниз и вверх по реке, нигде ничего!
– А скажите, – задал я новый вопрос, – охота на кабанов… Она как происходит?
– Да по-разному случается, – ответил егерь. – Например, Востриков выходил охотиться на ночь, когда у кабанов самая кормежка. Знал, где они кормятся, устраивал лежку, ждал, когда придет стадо, медленно и осторожно подходил к нему с подветренной стороны, пользуясь шумом, который они производят, когда кормятся, и стрелял.
– А что за ружье у него было?
– Карабин «Сайга» с оптикой.
– Серьезное оружие, – заметил я.
– Это да, – кивнул Семенов.
– А у москвичей какое оружие было?
– У них тоже было отличное оружие. У их старшего имелся самозарядный карабин «Беркут», а двое остальных имели самозарядные «винчестеры», – ответил Иван Николаевич. – Эти предпочитали, как я понял, скрадывать зверя на лежках, днем, когда кабаны спят. В это время к ним можно подойти метров на двадцать…
– А как определить, кабанье это место или нет? – поинтересовался я.
– Это просто, – посмотрел на меня егерь, как мне показалось, со снисхождением. Потом огляделся и поманил меня к одинокой ели. Когда мы подошли, он спросил: – Что вы видите?
– Ничего, – ответил я, осматривая дерево.
– Вы не туда смотрите, – заметил мне егерь. – Вниз смотрите, на землю.
Я опустил взгляд: у корней ели почва была изрыта.
– Это кабаны?
– Так точно.
– Значит, Востриков охотился на жирующего зверя, а москвичи – на спящего? – уточнил я.
– Да, – не раздумывая, ответил Иван Николаевич.
– А где кабаны предпочитают спать?
– Ну, к примеру, вон там они могут устроить себе лежку, – указал егерь на заболоченную и заросшую невысоким кустарником низину недалеко от протоки.
– А откуда их можно взять?
– Ну, скажем, вон из тех зарослей орешника, – произнес Иван Николаевич, указал на кусты метрах в тридцати от низины.
Я прошел к кустам, спрятался за ними, а потом осторожно отвел ветви и стал смотреть в сторону низины. Она просматривалась почти вся, и если бы в моей видимости оказался кабан, его вполне возможно было подстрелить даже мне, не говоря уж об опытном охотнике.
Потом я увидел, как один из невысоких кустов, что росли на низине, шелохнулся. Потом шелохнулся другой куст, третий. В кустах определенно что-то двигалось. Я перевел взгляд в сторону этого движения и увидел сосну с большим дуплом на уровне человеческого роста. Подойдя ближе, я обратил внимание на изрытую вокруг нее землю и, подозвав Ивана Николаевича, спросил:
– Это тоже изрыли кабаны?
– Да, больше некому, – ответил егерь.
– А зачем они роют землю?
– Логовища себе устраивают или пищу так добывают. Здесь, похоже, зверь добывал себе пищу.
– Какую именно? – поинтересовался я.
– Клубни корней, грызунов, червей, улиток, падаль всякую…
Я немного постоял у изрытого места, осматривая землю, а потом спросил егеря:
– А нож у вас есть?
– Конечно, – удивившись, ответил Иван Николаевич и показал мне большой охотничий нож: – Как же без него в лесу?
– Можно? – попросил я.
– Пожалуйста.
Я взял протянутый мне нож, вынул его из ножен и вонзил в землю. На одно мгновение мне показалось, что грунт под ножом плотный, как и во всем лесу, но ведь за столько времени, да еще под дождями, земля могла и уплотниться, верно?
Я мельком глянул на Степу, смотревшего на меня широко раскрытыми глазами, убедился, что камера работает, и принялся рыть. Сначала делал ножом большие борозды, а потом выгребал землю руками. Иван Николаевич какое-то время молча наблюдал за моими действиями, а потом, не выдержав, спросил:
– Вы это зачем?
– Хочу проверить одну свою догадку, – ответил я, не вдаваясь в подробности и продолжая копать.
Рыл я довольно долго. Сбоку от меня уже образовалась весьма большая горка выбранной земли, как вдруг нож егеря обо что-то глухо звякнул. Я снова глянул на Степу, вернее, на его камеру, заметил зеленый глазок, указывающий на то, что камера работает, отложил нож и стал аккуратно разгребать землю. Еще через пару минут пред нашими взорами сначала показался оптический прицел, затем ствол и, наконец, все ружье…
– Это «Сайга»… Карабин Вострикова… – удивленно произнес Иван Николаевич.
Мы все трое присели и стали быстро разгребать руками землю. Показался кусок плотного брезента. Это была часть плащ-палатки. Когда, очистив ее от земли, я потянул за полу плащ-палатки, брезентовый куколь раскрылся, и мы увидели то, что в нем было завернуто, – изрешеченное человеческое тело…
– Это же Востриков! – воскликнул Иван Николаевич, когда мы полностью развернули плащ-палатку. Он какое-то время смотрел на труп, а потом перевел взгляд на меня: – Вы что, знали, что он тут лежит?
– Я не был уверен, – ответил я.
– Не были уверены? – переспросил Иван Николаевич.
– Да.