— Ульяна, выходи, я знаю, что ты здесь, — отец подкрался незаметно.

Я невольно вздрогнула. Черт.

— Красавицей выросла! Здравствуй, дочь, — улыбнулся тепло.

— Конечно, иначе самому себе комплемент не сделаешь, — буркнула я, игнорируя протянутую руку и выбираясь на стоянку. — Привет.

Мама послала мне предупреждающий взгляд и успокаивающе улыбнулась. Меня перекосило от попыток сдержаться, и я горько жалела, что не сбежала. И прав, трижды прав Жорик, амулеты тут бессильны… Злость на себя, этих… призраков и проклятую ситуацию забурлила, зашипела, обжигая. Лучше бы осталась в конференц-зале, в углу, с Зойкой…

«Уля! — мамина мысль ввинтилась в мозг острой иглой, и я невольно съежилась под ее пристальным взглядом. — Держи себя в руках! Только не раскрывайся! Не перед ними!».

Я вздрогнула, когда отец, посчитав мою скрюченную позу признаком мерзлявости, заботливо набросил на мои плечи пиджак. Да, не перед ними… Не перед наблюдателями, которые, разумеется… наблюдают. За каждым жестом, словом, взглядом. Работа в каждой секунде жизни, в каждом вдохе и выдохе. Я поймала любопытный Гошин взгляд и покраснела. Надеюсь, что от злости. Хотя и стыдно тоже стало. Ибо… вышвыривать его из окна было необязательно. Достаточно по-женски дать по морде, сломать нос и, обозвав обманщиком и скрытником, гордо удалиться восвояси.

— Добрый вечер, Ульяна… Андреевна, — Гоша отлепился от машины, сунул сотовый в карман и улыбнулся.

Иди… лесом.

— Не добрый, — я привыкла говорить правду, — а отвратительный.

— Ульяна, не груби, — пожурил отец, — разве я такой тебя воспитывал?

— Ты сбежал, когда мне было тринадцать, и тех пор — ни слуху, ни духу, — огрызнулась я. — И что воспитал, то и получай. И нечего мне…

— А сейчас будет мелодраматическая сцена, — меланхолично вставил Гоша, и над его плечом повисла ярко-желтая табличка с красной надписью «Аплодисменты!», — с примесью фарса, — и над другим плечом напоминалка «Смеяться после слова…».

— Таракан!.. — я попятилась, уронив пиджак.

Таракан. Рыжий, с полмашины, мерзкий. Он возник светящимся миражом из ниоткуда, навострил на меня шевелящиеся усы и крылья, и… Я очнулась на фонарном столбе. Взлетела туда, забыв о каблуках и короткой юбке. И оказалась на маковке фонарного столба быстрее, чем сообразила, что насекомое — всего лишь иллюзия, а я — ведьма, и одной левой могу прибить и насекомое, и его создателя. Рефлексы опять оказались быстрее меня. Я судорожно вцепилась в холодный шершавый столб. Ненавижу…

— Улька! — и отец захохотал. — Неужто до сих пор боишься? Брось! Лети вниз. Разговор есть.

Я зажмурилась и промолчала. А то незаметно…

— Ульяна, слезай, — мама сдерживала улыбку, очевидно вспоминая, сколько раз снимала меня, мелкую, со столов и шкафов. — Георгий Викторович, прошу вас больше так не делать и отнестись к ситуации серьезно!

…а я ж не виновата, что от шороха лапок, от поползновения этих тварей меня тошнит… А иллюзионист легко считывал глубинные страхи и воплощал их в жизнь. В гипертрофированном и отфотошопленном виде.

— Я серьезен как никогда, Надежда Сергеевна, — отозвался Гоша степенно и вежливо. — А время для семейных разборок сейчас не то, не так ли?

Убью… Я рискнула глянуть вниз. Рыжая гадость рассыпалась искрами, развеивалась под порывами ветра. Я вдохнула и задержала дыхание, считая до десяти в унисон с глухими ударами сердца. Спокойствие и самоконтроль… В конце концов, я больше пяти лет работаю ведьмой Круга, и у меня должен быть профессионализм. Вспомнить бы только, куда я его задвинула…

Съехав по столбу вниз, я одернула юбку и вскинула руку. Гоша задохнулся, схватившись за горло, закашлялся, согнувшись. Отец дернулся, но вмешиваться не стал.

— Еще раз так пошути…те, Георгий Викторович, — придушу к лешему! — прошипела зло и повернулась к отцу: — О чем поговорить хотел?

Мама опять уставилась в зеркальце, занявшись и без того идеальной прической. Незнакомка по-прежнему стояла столбом, не подавая признаков жизни. Споры в конференц-зале, судя по басу Верховной, набирали обороты и шли по новому кругу.

— Пойдем-ка, пройдемся, — отец снова завернул меня в пиджак и обнял за плечи.

Я молча прижала к груди зудящую левую руку. Когда же кончится этот бесконечно безумный вечер, вернее, ночь…

— Есть дело, — сказал он негромко, когда мы отошли на приличное расстояние и углубились в парк. — И одна новость.

— И то и другое, надо полагать, неприятное, — я украдкой почесала руку и съежилась. Да, профессионализм. — Па, что происходит? Зачем вы здесь? Неужели из-за убитой ведьмы? Но это дело Круга, а не вас.

— Зачем? Лично я тут проездом и неофициально. Навещаю любимую и единственную дочку, — подмигнул мне. — И к тому же я — всего лишь старший магистр.

Я иронично кашлянула.

— Конечно, не «всего лишь», — признал он неохотно. — Но в совет не вхож, так что…

— И Гоша… Георгий Викторович — тоже неофициально?

— Почти.

— Па, всё. В детстве ты обожал рассказывать мне сказки, а я обожала в них верить. Если ты не заметил, я выросла. Давай поговорим серьезно.

— Ладно. Можешь прощупать… нашу спутницу?

— Ее бы Верховной показать… — протянула я.

— Потом. Она здесь тоже неофициально. А мне должно за ней присмотреть до поры до времени. Уль, как родня родне, а? Через воздух?

— Уже пробовала, — и посмотрела на него серьезно. — Я ее не чувствую. И даже не могу понять, дышит или нет. Она… будто в коконе щитов.

— Значит?.. — отец напрягся.

— Значит, она важная… и очень уязвимая. Такую защиту сейчас ставить не умеют — сил не хватит. Это прерогатива даже не Верховных — а целого круга Верховных. А их сейчас по всему миру едва ли человек десять, редкая птица. Изначальные почти не рождаются, а артефакт не каждую ведьму может сделать полноценной Верховной. Эту защиту ставили… стародавние, не иначе. Не понимаю, как такое может быть, но… Девушка очень древняя. И, вероятнее всего… мертвая. И… она мне не нравится. Как и этот шут-наблюдатель.

— Ты его стерпишь.

— Мне выше крыши хватает одного человека, которого я терплю, — себя.

— Придется, Ульяна. Потерпишь, — и посмотрел строго.

— Ладно, — буркнула я. Гордость попыталась вякнуть, но получила по шапке и забилась в угол. Послушаюсь ее — упущу самое интересное. — Но зачем, если он тут… неофициально? Эта та самая новость?

— Да, дружок. Ты попалась на нехорошей истории, — отец остановился. — На тебе — четверка мертвых «пауков». И кроличья нора.

— Нора не моя!.. — возмутилась, резко повернувшись. Если это не тетя Фиса доложила по правилам, то… Наблюдатели на то и наблюдатели, чтобы повсюду иметь глаза и всё про всех знать.