На моих занятиях ученики раскрывают болезненные события – смерть отца, развеивание праха умершего ребенка над рекой, потерю зрения. Когда они читают то, что только что написали, я говорю им, что они могут плакать, если потребуется, но все равно должны продолжать читать. Когда один человек заканчивает, мы делаем паузу, а затем переходим к следующему, не потому, что игнорируем страдания – мы признаем их, – но потому, что наша цель – писать. Это возможность взять чувства, которые мы испытывали много раз, высветить их, раскрасить и превратить в историю. Мы можем превратить гнев в ярко-красные тюльпаны, а печаль – в ноябрьские сумерки на старой аллее, полной белок.

В тексте заключена огромная энергия. Чем бы вы ни объясняли свое стремление писать, это не повод отказаться от писательства, а наоборот, возможность проникнуть глубже и обрести ясность. Спрашивайте себя: «Почему я пишу?» или «Почему я хочу писать?» – но не размышляйте об этом. Просто возьмите ручку и бумагу и ответьте на эти вопросы четкими и ясными утверждениями. Они не обязаны быть на 100 % верными, и одна строка может противоречить другой. Можете даже солгать, если это поможет вам двигаться дальше. Если вы не знаете, почему пишете, отвечайте так, как будто знаете.

Я написала это в «Круассан Экспресс» в апреле 1984 года. Если бы я писала это сейчас, у меня могли бы получиться другие ответы. Мы пишем в конкретный момент, и наш текст отражает мысли, чувства и обстановку этого момента. Это не значит, что один ответ правильнее другого, – они все правильные.

Когда в вас просыпается зануда, опять заводящий свое: «Зачем ты тратишь время? Зачем ты пишешь?» – просто ныряйте в страницу, заполняйте ее ответами, но не пытайтесь оправдать себя. Вы делаете это, потому что делаете. Вы делаете это, потому что хотите улучшить свой почерк, потому что вы идиот, потому что вас заводит запах бумаги.

Прошлой зимой мы с моей хорошей подругой Кейт каждый понедельник писали вместе. Мы встречались в девять утра и писали до двух-трех часов дня. Иногда она появлялась с какой-нибудь идеей: «Давай напишем о различиях, хорошо? Пусть у нас будет час». Так как нас было всего двое, по окончании наших писательских сессий мы всегда читали друг другу вслух все, что написали. А писали мы помногу. Мы пробовали писать в разных кафе, однажды даже поехали в Оватонну, которая была в часе езды, потому что я хотела показать ей банк, построенный по проекту Луиса Салливана, который просто обожала. Мы писали в кофейне на другой стороне улицы. Я тогда искала работу. У Кейт был писательский грант.

Я рассказываю вам об этом, потому что это важно. Мы были готовы тратить целый день на наши встречи, потому что написание текстов, возможность поделиться ими и дружба имеют очень большое значение. Это происходило по понедельникам, в начале рабочей недели – помните об этом. Вспомните нас с Кейт и наши понедельники, когда вам покажется, что единственное, что имеет в жизни смысл, – это зарабатывание денег, и вы обнаружите, что переживаете из-за этого.

Когда я три месяца жила в Иерусалиме, я снимала квартиру у еврейки лет пятидесяти с лишним. У нее сломался телевизор, и она вызвала мастера. Ему потребовалось прийти четырежды, чтобы починить экран. «Но вы же знали, в чем дело, еще до того, как он пришел в первый раз! Он мог бы сразу принести нужную трубку и все починить». Она с изумлением воззрилась на меня: «Да, но тогда бы мы с ним не подружились, не смогли бы сидеть, пить чай и обсуждать, как идет ремонт». Разумеется, главное – это не починить прибор, а подружиться.

Это нужно помнить. Важно не только то, что вы делаете («Я пишу книгу»), но и то, как вы это делаете, как вы подходите к этому и чем это для вас ценно.

Подруга, живущая этажом выше, однажды сказала мне: «Натали, ты умудряешься подружиться не только с людьми, но вообще со всем вокруг. У тебя особые отношения с лестницами, со своим крыльцом, с машиной, с кукурузными полями, с облаками». Мы – часть всего. Когда мы понимаем это, то видим, что это не мы пишем, а все окружающее пишет через нас. Мы с Кейт писали друг через друга, через понедельники, через улицы и через кофе. Как будто один цвет истекал кровью в другой.

В мире больше одной реальности. Мы должны помнить об этом, когда начинаем слишком сильно беспокоиться о том, как живет остальной мир, или о том, как мы себе это представляем. Наша жизнь – только наша, и важно то, как мы хотим относиться к дождю, к столу, к музыке, к бумажным стаканчикам и к соснам.

Садясь за стол, вы можете начать со следующего десятиминутного упражнения. Напишите: «Я дружу с…» – и дальше перечисляйте только неодушевленные предметы. Это помогает вобрать эти вещи в сферу вашей жизни. Тостер, шоссе, горы, бордюрный камень живут вместе с нами. Это упражнение и совместная работа с другом дают нам возможность оглядеться вокруг, когда мы начинаем слишком сильно зацикливаться на себе.

Хочу еще немного рассказать о наших понедельниках с Кейт. Однажды мы встретились у нее дома на первом этаже. Ее муж спал наверху, дети были в детском саду, на массажном столе стоял обогреватель, который не очень-то спасал мои окоченевшие руки. Мы курили сигарету за сигаретой – не взатяг, а просто «балуясь». На шее у Кейт был шарф, намотанный на нью-йоркский манер.