Видимо, он ожидал подобной реакции, потому что улыбнулся и сказал: они решили, что она слишком хорошо убирается, чтобы использовать ее в съемных квартирах, и принято решение перевести ее на уборку домов, находящихся в собственности.

– То есть люди там живут все время, круглый год? – уточнила она.

– Точно. Именно это означает «постоянное местожительство», – ответил он, но, подумав, поправился: – По крайней мере какую-то часть года. Иногда это семьи, которые живут в Париже, или Нанте, или еще где-нибудь, но приезжают сюда на целое лето. И не сдают свои дома в аренду.

Он посмотрел в свою копию: «В этом списке под номером один дом, который принадлежит Ландрисам. Они живут здесь постоянно, и они очень выгодные для нас клиенты, потому что также владеют апартаментами, которые сдают через нас в аренду, так что у них нужно постараться. Уборка их дома займет у вас два с половиной-три часа. Во вторые два дома хозяева приезжают на лето и на большинство праздников и выходных».

– А сейчас они здесь? – спросила Имоджен.

– Бланчарды из Le Petit Nuage приехали, да, – сказал он. – А семья с Виллы Мартин была здесь неделю и уехала обратно в Париж, но они собираются скоро вернуться, поэтому просили убрать дом как можно скорее. Там еще будет стирка, Имоджен. Надо собрать полотенца и простыни, принести их сюда, и мы их постираем. Когда они приезжают на лето, то делают это сами. Мадам любит, чтобы простыни сохли на открытом воздухе, когда это возможно.

Если это были Делиссанджи, то Имоджен и так знала об этом. Она вспомнила, как Люси Делиссандж говорила Кэрол, что солнце дезинфицирует простыни своими лучами и что свежий воздух придает им аромат чистоты. Вспомнила, как мама, встряхивая, вешала простыни на веревку и улыбалась, глядя, как они развевались на ветру, словно паруса. Она хотела было спросить Рене, владеет ли домом все еще семья Делиссанджей, но понимала, что этот вопрос неуместен. Но вдруг это действительно Люси и Денис провели здесь прошлую неделю? И она могла столкнуться с ними в городе? От этой мысли она покрылась холодным потом. Узнала бы она их при встрече? А они узнали бы ее? Им сейчас под шестьдесят или чуть за шестьдесят, но она была уверена, что узнала бы их тут же. А вот они-то необязательно могли бы ее вспомнить.

Она снова опустила глаза на список. Что, черт возьми, они почувствовали, если бы узнали, что дочь их бывшей домработницы теперь убирает их дом? Не странно ли это?

Имоджен не верила в судьбу. Ее мать как-то сказала, что, когда узнала о своей беременности сразу после того, как катастрофа унесла жизни ее родителей и мужа, поняла, что это судьба. Но Имоджен тогда нахмурилась и ответила, что если Кэрол хочет этим сказать, что не было бы счастья, да несчастье помогло, то в данном случае она слишком хорошего мнения о судьбе.

– Но ты – лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь, – возразила Кэрол.

– Я бы все равно родилась, – заметила Имоджен. – Необязательно было судьбе убивать для этого всех твоих родных. Разве не лучше было бы, если бы папа был жив, когда я появилась на свет?

Кэрол мучительно искала ответ на этот вопрос. Но тогда для Кэрол многие вопросы вообще были сложными, думала Имоджен, садясь на велосипед и направляясь к своему первому на сегодня месту работы. По крайней мере она пока не встала на путь использования вдохновляющих цитат и высказываний по любому поводу. Пытаясь найти смысл в том, что случилось с ее семьей, Кэрол приняла философию нью-эйджа. Имоджен помнила, как ее подталкивала к этому Люси Делиссандж, которая, судя по всему, рассматривала ее мать как некий проект, над которым нужно работать, поэтому все время снабжала ее все новыми мотивирующими лозунгами, а еще настаивала на том, чтобы в комнате, в которой жили Кэрол и Имоджен, висели стеклянные ангелочки и ловцы снов. Надо сказать, что все это не очень хорошо работало, несмотря на усилия мадам. И эти чертовы ловцы снов, свисающие с потолка, не ловили никаких снов, потому что ее мать то и дело кричала во сне, снова и снова переживая ту аварию… И предотвратить «недоразумение» они тоже не смогли.

Имоджен остановилась около первого дома, La Lumière, и позвонила. Пора браться за работу, сказала она себе, и хватит думать о прошлом, которое все равно невозможно изменить и которое не имеет ничего общего с настоящим. Как говорится в той цитате Будды, которую как-то повесила в рамочке над кроватью мать: «Не живи прошлым, не мечтай о будущем, сосредоточься на здесь и сейчас». Только вот очень трудно было не жить прошлым, потому что, если бы не некоторые события прошлых лет, ее будущее и уж точно настоящее могли бы быть совсем, совсем другими.

И все-таки надо было жить настоящим, поэтому она решила стать самой лучшей уборщицей, которая когда-либо работала на Рене Бастараша. А будущее, по крайней мере пока, само за собой присмотрит.

Убирать в домах постоянных хозяев было куда приятнее, чем в съемных квартирах. Хозяева берегли свою собственность, как и Имоджен, которая с удовольствием приводила в порядок свое нынешнее жилище и с упоением натирала до блеска полы и мебель в нем. Да и, справедливости ради, в первых двух домах уборка была не слишком утомительной.

Катя на велосипеде по дороге, которая будила в ней смутные воспоминания, Имоджен думала: какая она, вилла «Мартин»? Ей было интересно, насколько точно память сохранила ее облик.

Она поняла, что нужно повернуть, еще до того, как навигатор сообщил ей об этом, потому что увидела знак кемпинга около дороги и тут же вспомнила название: «Джазкиль». В детстве ей всегда казалось, что он имеет какое-то отношение к джазу, и Имоджен все время ждала, что встретит за воротами кучу музыкантов с инструментами. К счастью, она никому об этом не говорила, особенно Оливеру и Чарльзу, которые подняли бы ее на смех. Они и так издевались над ее акцентом, хотя последней смеялась она – над их английским и над тем, как они произносили ее имя: Имоджен. Она фыркала и говорила, что у них совершенно нет слуха. Правда, они редко называли ее Имоджен. Они окрестили ее Джени. Впрочем, и это имя они произносили на свой французский манер – Жени.

И вот сегодняшний день привел меня сюда, сказала она себе, останавливаясь у виллы «Мартин». Я так долго хотела вернуться сюда, так мечтала в детстве все исправить, и вот я здесь случайно, неспециально. Интересно, назвала бы мама это судьбой?

Она посмотрела на хромированную табличку с названием на стене. Табличка была новой. И ворота тоже. Когда они приехали сюда в первый день и она сидела рядом с Кэрол в машине Дениса Делиссанджа, название виллы было выбито золотыми буквами на покрашенном белой краской металле. А теперь ворота были из мореного дерева, новые и современные, они не открывались внутрь, как раньше, а были установлены на рельсы и отъезжали в сторону. И еще была деревянная калитка с домофоном. Имоджен нажала кнопку вызова на домофоне, а потом набрала код, который дал ей Рене. Легкий щелчок сообщил ей о том, что ворота открыты. Она легонько толкнула их и вошла.

Она не могла понять, что помнит, а что нет. Дорожка, посыпанная гравием, была вроде бы похожа на прежнюю, но вот каменная тропинка, которая вела от ворот к входной двери, казалась незнакомой. Она была уверена, что сад стал выглядеть более ухоженным – в нем появились клумбы и декоративные камни, что было невозможно себе представить раньше, когда Оливер и Чарльз играли здесь в футбол. А вот дом выглядел точно так, как она помнила: белый, как и большинство домов в этих местах, с традиционной покатой крышей и красными ставнями, которые были плотно закрыты.