На это Изабель лишь хмурится, а затем неожиданно щёлкает пальцами.

– Знаю!

– Что? Как без последствий придушить наследника? – Мои губы растягиваются в милейшей улыбке. Но в глазах Изабель проносится укоризна.

Я фыркаю, расстроившись тем, что она не сочла моё предложение интересным, и перевожу взгляд на настенные часы. До конца обеда десять минут.

Моя же соседка продолжает начатую мысль:

– Жди здесь и не высовывайся. Я сбегаю до общежития и принесу тебе запасной комплект формы.

– Ты не успеешь.

Она переводит взгляд на часы, а затем на меня.

– Успею! – уверенно заявляет. После чего выбегает из туалета, крикнув напоследок: – И даже не вздумай использовать магию!..

Я успеваю лишь махнуть рукой, когда яркий хвост соседки мелькает перед глазами, а затем скрывается за дверью.

Постепенно во мне поднимается буря негодования. Затем к ней добавляется злость, которая в последствии перерастает в ярость!

Какого черта, спрашивается?!

Несколько минут я хожу по комнате взад-вперёд, думая о том, чтобы этим туалетом не воспользовались ещё пару минут. Ведь выглядеть ещё большей идиоткой в глазах этих избалованных и совершено бессовестных людей – мне совсем не хочется. И не потому, что меня волнует их мнение. Вовсе нет. Просто потому, что моя гордость с каждой секундой опадает на землю, как лепестки увядающего цветка!

Когда я всё же снова возвращаюсь к мыслям о том, чтобы воспользоваться магией – меня прерывает оповещение, в котором говорится – лекция начинается.

И всё это случается со мной именно в тот момент, когда у меня лекция по ботанике с мисс Уиткинс, которая отличается особой страстью к дисциплине, а также любовь ссылать студентов на отработки, если судить по комментариям выпустившихся магов!

Я бью кулаком по стене, выпуская пар, и снова начинаю думать. Усиленно думать. А затем всё же решаюсь на безрассудство.

Изабель как-то рассказывала, что в тайной комнате, которую они создали, есть слепая зона. То есть, ели использовать магию исключительно в этой точке – об этом никто не узнает. Добраться же туда можно по тоннелям, которые находятся отсюда довольно близко.

Пара минут и я буду на месте!..

Бессмысленно ждать Изабель. Она всё равно не успеет. Дорога от общежития до академии занимает пятнадцать минут по прямой. Если же свернуть – десять. Однако пока она дойдёт до меня – пройдёт слишком много времени, которого у меня, увы, совершенно нет.

Может, если опоздаю на двадцать минут – будет не так страшно, как если бы я опоздала на всю пару?..

Кивнув своим мыслям, приняв окончательное решение, дожидаюсь пока поток студентов в коридорах утихнет. Затем осторожно выглядываю, осматривая территорию. Путь к лестнице свободен. Значит можно проскочить.

Набрав в легкие побольше воздуха, я выдыхаю и, усмехнувшись этому абсурду, за который мой дядюшка вряд ли бы погладил меня по головке, выбегаю из туалета. Правда, прежде чем делать решительные шаги по направлению к лестничному пролёту, снова смотрю по сторонам.

Замогильная тишина.

Прекрасно!

Выбегаю из-за угла и спешно направляюсь к лестнице, обхватив себя руками, как если бы могла укутаться в одеяло. Однако даже толком не успеваю шагнуть на первую ступень, неожиданно слышу:

– Далеко собралась?..

Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. При этом я выпрямляюсь, перестав ужиматься. А затем резко оборачиваюсь назад, встретившись взглядом с сапфировыми глазами.

Не знаю – каким образом моя форма оказывается в его руках. Но факт остаётся фактом. Только вот… Где Изабель?..

Парень усмехается. Обводит меня долгим, изучающим взглядом, который даже не пытается стыдливо опустить вниз.

Вот, что значит воспитание! Императорские замашки извращенца, но никак не будущего правителя!

– Прикройте ваш рот, мистер Дэльер, а то ещё слюни ненароком потекут, – не выдержав такого пристального, оценивающего взгляда, с имеющейся злостью, произношу я.

Его лицо тут же приобретает суровые черты. Глаза едва сужаются, остановившись на моих.

Несколько секунд мы ведём немую борьбу. Затем он наконец собирается ответить мне, но в этот момент мы вдруг слышим женский голос, пропитанный ужасом:

– О, Тхашс! Что вы себе позволяете?

Мы синхронно оборачиваемся на звук и в нескольких метрах от нас застаём мисс Роут.

Лукас грязно чертыхается. В то время, как мои мысли совершенно далеки от простых и безобидных эпитетов. А заем мы встречаемся взглядами.

Надо ли говорить, что меня покарали уже не один раз?..

Впрочем, это взаимно.

Я стою в совершенно расслабленной позе. Однако у меня такое чувство, словно из легких выкачали весь воздух.

Даже не хочу думать о том, как мы смотримся со стороны.

Я – в одном нижнем белье. И Лукас – в руках которого находятся все мои вещи.

Женщина стремительной походкой приближается к нам. И я замечаю, как пальцы брюнета с силой впиваются в материал. Кажется, так он решил отыграться на моей одежде, раз не может придушить меня лично.

Только вот…

Я не просила его о помощи! Если это, кончено, она, а не то, о чём я подумала в самом начале, уверенно предположив его причастность к подобному инциденту. К тому же, что ему могут сделать? Его отец, на минуточку, император!

Хм. Да это даже смешно!

И другое дело – я.

Что будет со мной – огромный вопрос…

– Это совершенно немыслимо! – не успев толком выслушать наших оправданий, взвинчено произносит женщина, тряхнув волосами. Очки, висевшие на длинной цепочки на её груди – тут же дёргаются.

Кажется, Лукас хочется что-то произнести, но женщина не даёт ему этого сделать, поспешно говоря:

– Следуйте за мной, молодые люди.

Её взгляд вот-вот прожжёт в нас огромную дыру. Правда длится он не больше минуты. Затем она стремительно разворачивается, издав противный скрежет каблуками, и движется по коридору вперёд. Правда осталось одно «но».

– Мисс Роут, – тут же окликаю её, пока она не ушла слишком далеко.

– Что?! – Она резко оборачивается назад, вперившись в меня своим далеко не ангельским взглядом. В голосе же сочится полнейшее недовольство. Впрочем, искривлённые черты лица говорят о том же.

– Могу я одеться?..

Вся спесь негодования и недовольства тут же исчезает с её лица. На смену им приходит озадаченность, длившаяся не больше секунды.

Женщина обводит меня очередным презрительным взглядом, который я всё чаще замечаю на себе в этих стенах, а затем холодно отвечает, словно делает мне неимоверное одолжение: