– телефон, нервно извлекла и отключила звук. На экране высветилась двузначная цифра пропущенных звонков, и все принадлежали Жеке. В шуме погони они, естественно, оказались игнорированными. Выждав пару минут, при этом внимательно вглядываясь и вслушиваясь в окрестности, дабы убедиться, что осталась незамеченной, я нажала кнопку вызова.

– Ты где? Что с тобой? – мембрана задребезжала так, что вновь пришлось оглядываться по сторонам.

– Да тише ты! Не ори так, – последовал испуганный ответ, обусловленный патологической громкостью, – жива и здорова.

Понимая бессмысленность неизбежных расспросов, я сразу спросила, сможет ли он сейчас за мной приехать. Ответ, как и ожидалось, последовал положительный. Осталось только определиться с местом нахождения. Всё информация о координатах умещалась в название речушки на табличке, красовавшейся у мостика. Женька, к счастью, знал, где речка находится и через пять минут, как потом выяснилось, уже сидел за рулём своего «корыта».

Ждать пришлось относительно недолго в хронологическом плане и вечность в плане чувственном. Когда, после некоторой коррекции по мобильной связи, знакомая шевелюра замаячила в ближайшем из огородных проёмов, пришло время преодолеть кривую линию между точками укрытия и спасения. По всей логике вещей сделать это нужно было незаметно, но быстро. Соблюдя некоторые приёмы осторожности в стиле диверсионного жанра, до коих удалось додуматься, через пару минут я переводила дыхание в салоне автомобиля, ставшем больше чем родным. Родным до горького комка в горле. Что-то похожее, наверное, испытывала радистка Кэт из «Семнадцати (возможно правильно звучит «Семнадцать», но тогда встаёт вопрос об актуальности слова фильм) мгновений весны». Так или иначе, но кто смотрел шедевр, согласится, что разведчица пережила куда больше, чем я.

– Даже испугался, – не дожидаясь, когда я успокоюсь, начал речь мой Штирлиц, – смотрю сначала, здоровенная коза на меня несётся. Только комья травы и земли над задницей взлетают, как от копыт. Ну, думаю, сейчас разворотит точилу и меня расплющит. Хотел уже залезать на забор, да вовремя пригляделся: а это ты бежишь, в три погибели согнутая.

– Чтобы никому на глаза не попасться.

– Кому? На какие глаза? Как ты здесь оказалась? Что вообще произошло?

Понимая, что всё сразу не рассказать, я предложила ехать домой и по пути расставить все события на свои места. Женька, пойдя навстречу просьбе быстро не гнать, не возразил. Вскоре, вырулив с грунтовки на асфальт, машина покатила в направлении города. По пути мы обогнали эвакуатор, транспортирующий машину ДПС. Однозначно ту самую, что несколько часов назад совершила головокружительный кульбит. Сидевший в её кабине инспектор посмотрел с высоты своего положения на нас, но, похоже, ничего не заподозрил. По крайней мере, не подал виду. Да и о чём он мог догадаться, так как основной приметы – мотоциклетной каски – на мне не было.

Потом так и не вспомнилось, куда она подевалась. Или соскочила во время падения, скатившись по склону в воду. Или просто была сорвана с головы пружинистой веткой и улетела в кусты, где, возможно, и сейчас валяется как ждущая своего часа улика. Не исключено, она до сего времени лежит под бетонным блоком с арматурой, куда я, наверное, сама её и забросила. Ну не с собой же брать. Представляю зрачки инспектора, в коих вдруг отразилась та самая каска – по одной в каждом глазу, лежащая на моих коленях, или и того хуже, сидящая на голове. Как минимум, возникла бы ещё одна погоня, и даже со стрельбой по колёсам из нарезного оружия. А то и на поражение – разгневанного и оскорблённого инспектора, а он однозначно был в этот момент таковым, лучше не разъярять блестящими перламутром предметами из разряда мотоциклетных аксессуаров.

8.

Воспроизведённая по памяти картина любого события есть история восприятия её поведавшего. Когда событие имеет масштаб, превышающий радиус обзора одного наблюдателя, то картина принимает многоплановость, так как в процесс вовлекаются другие «художники». А если взять во внимание разнообразие психологических статусов, то полотно повествования запестрит красками и оттенками. Порой настолько, что оригинал будет отличаться от истины как фотография Красной площади от оной же, но в представлении ажиотажного художника-акциониста. Вроде Павленского Петра Андреевича, прибившего свои причиндалы гвоздём к брусчатке. Но это к слову, а вообще не хочется переходить на совершенно посторонние личности, когда интерес заключается в другом, более скромном событии. Точнее, в его изложении одним из очевидцев, а именно моим другом Жекой.

Он, как и ожидалось, даже не начав меня выслушивать, рассказал всё, что понял о произошедшем около бара. По его версии полиция накрыла целую банду наркоторговцев и наркопотребителей. В общем, я слушала, а Женька продолжал вещать свой вариант происшедшего.

– Я внутри с ребятами был. Про жизнь базарил. Про рок. Вдруг по залу шум пошёл, мол, на улице облава: менты всех без разбору хватают. Кого хватают, зачем хватают, ващще непонятно. Потом оказалось, что около кафе взяли почти всех – лишь одному удалось уйти. Кто-то сказал, что это баба была. На мотоцикле с тайниками, набитыми травкой. Она-то всем её и толкала. Возможно даже, что это был переодетый в бабу мужик(!). Ушёл от погони прямо из-под носа. Как дал по газам, и был таков. Баба бы не смогла так. На Фиате. А потом повязали и всех, кто был внутри кафе. Многие оказались обкуренные. Вот их уже не отпустили. Потому что обкуренные. Наркота, сама понимаешь. Даже в газоне нашли две или три дымящихся самокрутки с травкой. Сброс. Наркоманы всегда улики сбрасывают, когда облава. Иначе статья.

– А тебя, – догадавшись, что осталась в тени, я решила по полной программе выведать у друга всю информацию, – почему тебя не арестовали?

– Так я же за рулём, – удивленно взглянул на меня Женька, – не курил, и не пил. А так бы конечно не отказался от пары затяжек. Или стопок. Но сам бог отвёл. Только в отдел всё одно свозили, подышать в трубку заставили. А потом отпустили. Я как вернулся, стал тебя искать. Звоню, звоню, а ты не отвечаешь. Чего только я не передумал. И тут твой звонок. С меня как сто тонн упало.

– Надёюсь не навоза. Прости, прости, не обижайся – я так неумно шучу. Настоящий друг всегда в первую очередь вспоминает о друзьях. Знал бы ты, чего я натерпелась.

– Откуда? Что с тобой произошло? И, вообще, постой, а как ты за городом оказалась?

Вопрос был задан, так сказать, в лоб. Но я уже была достаточно благоразумна, чтобы наивно выкладывать всё как есть. Жека балабол, его кто угодно развёдёт на откровенность, тем более следователь. Из