Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Семь дней, Тата. Всего семь дней потерпи. Если через неделю ты решишь, что действительно хочешь уехать, я не стану заставлять тебя. Вызову Нура и отправлю с ним в столицу. Что скажешь?
Удивлённо смотрю на него, растерянно улыбаюсь. Он спрашивает у меня. Интересуется моим мнением. Не приказывает, как обычно, а предлагает решение. Не могу сказать, что мне неприятно. Но и хорошего, конечно, мало. Лучше бы передо мной сейчас стоял тот самый Шах, для которого мнение, отличное от его, не интересует. А не этот, который даёт надежду на совместное будущее, что то и дело всплывает красивыми картинками в моих фантазиях.
— Хорошо. Семь дней, — соглашаюсь, потому что не хочу, чтобы он ссорился из-за меня с бабушкой или бросал свой дом. Хотя только что увидела по его глазам — он так и сделает, если я не захочу ждать.
* * *
После прогулки возвращаемся в комнату, которую подготовили для нас. Смущённо поджимаю губы и опускаю глаза, когда он начинает расстёгивать рубашку, но стоит Беслану отвернуться, и я уже бесстыдно разглядываю его широкую спину, покрытую рисунками.
— Я люблю, когда ты смотришь на меня, — хмыкает вдруг саркастично, а я вспыхиваю от стыда.
— Пойду воды принесу, — хватаю со столика полный графин и быстро убегаю, пока он не заметил, что воды достаточно. Вслед мне доносится смешок, а я быстро захлопываю дверь. Прохожу по длинному коридору до лестницы, ведущей на кухню, и у предпоследней двери застываю.
— Он не рад мне, бабушка Хайят. Даже не посмотрел ни разу, — слышу голос девушки и прилипаю к стене.
— И что? Ты хочешь, чтобы он смотрел на тебя, как на эту… без уважения? Как смотрит волк на кусок мяса? Что это за слёзы, Зара? Немедленно успокойся. Вспомни, чему я тебя учила. Девушки, на которых смотрят и трогают — не для семьи. На таких не женятся. Их просто используют для утех, — голос бабушки Беслана звучит жёстко и безапеляционно. Так, что даже я верю её словам.
— Но эта девушка… Бабушка Хайят, ты видела, какая она красивая. Она очень нравится Беслану. Мне кажется даже, что он в неё влюблён.
— Глупости! — фыркает женщина. — Беслан не верит во всю эту чепуху. Любовь, страдания — это не для моего гордого хищника.
— Но тогда… Почему он с ней? Зачем привёз сюда? Раньше ведь никого не привозил…
— Замолчи! — вдруг гремит женщина, даже я ёжусь. — Разве он будет перед тобой отчитываться? Разве обязан? Не забывай, кто мой внук. Он — Беслан Шахбулатов. И он знает, что делает. А теперь вытри слёзы и иди спать. Веди себя, как будущая жена моего внука, а не как маленькая, обиженная девочка.
Я на цыпочках сбегаю, пока меня не застали за подслушиванием, и возвращаюсь в комнату. Осторожно прикрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней лбом.
— Ты где была? — Беслан незаметно приближается сзади и резким движением притягивает меня к своему горячему, обнажённому торсу.
— Ой, ты не в душе? А я за водой ходила. Вот, — показала графин, но Беслан только усмехнулся мне на ухо и, прикусив мочку, отпустил.
— Поставь и иди, переоденься. Скоро ужин. Ты должна набраться сил, а то я собираюсь не давать тебе спать всю ночь.
По телу прошла уже такая знакомая судорога, и сердце затрепыхалось в груди как сумасшедшее. И хоть разум время от времени напоминал мне, где я нахожусь, и напряжение внутри никуда не делось, но его близость, тот факт, что, несмотря на бабушкино недовольство, он всё же отказался увозить меня — всё это подкупало. Я чувствовала, что нужна ему, а он нужен мне. Это сложно объяснить, как и представить, что будет дальше. И я не могу отказаться от него. Хотя бы немного почувствовать себя женщиной. Хоть чуточку пожить для себя. Пусть это будет всего несколько дней. Пусть. Лишь бы прожить их. Знать, что они были. Что я ничего не упустила.
А Сеня… Я не оставлю его в руках бандитов, не предам его доверие. Правда, разве не считается предательством моё желание остаться с Бесланом? Просыпаться с ним по утрам, смотреть, как он пьёт свой любимый черный кофе с тремя ложками сахара. Видеть его обнажённое по пояс тело, когда он отжимается перед утренним душем, рассматривать его замысловатые татуировки, под которыми он прячет шрамы и своё прошлое. Разве это не предательство?
Я не знаю. Лишь в одном уверена полностью — свою жизнь я больше не хочу приносить в жертву. Когда пройдут эти семь дней, я обо всём расскажу Беслану. Попрошу его помочь Сене. А там… Будь что будет. Я расскажу ему, что чувствую, чего желает сердце. Расскажу и позволю ему решить мою судьбу.
Если вдруг он захочет быть со мной… То больше не будет товарно-денежных отношений, которые неприятны нам обоим. Будет всё по-другому, совсем иначе.
А если не захочет, то я всё равно не вернусь к Сене. Я сделаю всё, чтобы спасти его от бандитов, но жить с ним больше не смогу. И замуж за него не пойду, потому что этим толкну нас обоих на мучения. Мне понадобилось стать любовницей другого, чтобы понять, что я не люблю своего жениха. И, наверное, никогда не любила больше, чем можно любить друга.
— Доброе утро, — она сонно моргает, потирает глаза и сладко зевает. Подняв руки вверх, потягивается всем стройным телом и, вспомнив вдруг, что обнажена, спохватывается, натягивает одеяло, которое он стащил примерно полчаса назад. И, конечно же, всё это время пялился на неё, как ополоумевший.
— Убери, — шепчет ей осипшим голосом, и Тата снова смущается. Щеки розовеют, а в глазах появляется блеск. — Убери, сказал. Мешаешь мне смотреть.
Пряча взгляд, откидывает одеяло, и Шах с удовольствием продолжает её рассматривать. Приятная слабая боль в мышцах пресса напоминает о прошедшей ночи и о том, как сладко её иметь. Иметь не только тело, не тупо трахать, а иметь её у себя. Слышать, как на пике возбуждения она произносит его имя, и чувствовать, как крепко обнимает его за шею своими тонкими руками. Как раскрывается перед ним не только физически, но и в душу свою впускает.
У Шаха раньше не было настолько тесных отношений. Оказывается, секс в разных позах, в разных местах, часто, много, долго — не то. Ему теперь мало просто трахаться. Теперь нужно смотреть в глаза, держать за руки и обязательно слышать её голос.
Обессиленная, она уснула в его объятиях уже под утро, а он так и не сомкнул глаз. Как-то раз слышал от Нура, что, когда влюбляешься, теряется аппетит, сон и терпение. Бес тогда посмеялся и забыл. А сейчас вот вспомнил. Потому что узнал эти симптомы. Он не хочет есть, а если и заставляет себя, то не чувствует вкуса еды. Он не спит, а если и отключается, то только с ней на груди и чтобы крепко держать её в своих руках. И у него не хватает терпения. Всё время хочется, чтобы рядом была. Даже когда спит, он порывается её разбудить, но не позволяет совесть и здравый смысл.
Любовь — это эгоизм, да. Потому что ему плевать, что есть кто-то, кого, возможно, она любит. Ему плевать, что придёт время, и она захочет уйти. Не отдаст и не отпустит. Даже если она будет против и начнёт трепыхаться. Даже если станет умолять его отпустить. Вот такой вот он эгоист. Злобный, нелюдимый собственник, с которым она не всегда будет счастлива. С ним ей будет сложно, а временами даже тяжело. И он, наверное, будет себя за это корить. Но всё равно не отпустит.