тратится впустую.

       Оно – словно плод сотен существований;

            полно мочи и кала. Им пожертвовав,

       я Дхармакаи – Тела Истины достигну:

            оно не знает горя, неизменно,

       неразрушимо, чисто, полно сотен таких достоинств,

            как медитация, и свободно от недостатков.»

Приняв сердцем, охваченным великим состраданием, такое мужественное решение, он отпустил своих двух [братьев]:

– Вы оба идите, а у меня еще есть дело в лесу Двадашаванагулме.

Вот юный царевич Махасаттва /110/ вернулся в то место, где [лежала] тигрица, повесил свою одежду на ветвь дерева и произнес такое пожелание:

       Я, желая достичь ради блага существ

            Пробуждения спокойного и несравненного,

       движимый непоколебимым состраданьем, совершаю дар

            тела, для других такой трудный.

       Пусть я достигну беспорочного, бесценного

            Пробуждения, к которому стремятся Дети Победителей!

       Пусть я освобожу три мира из ужасного

            океана обусловленного бытия.

И вот Махасаттва лег перед тигрицей. Но тигрица не трогала его, сострадательного Бодхисаттву. Тогда Бодхисаттва, подумав: «Увы, она слишком слаба…», – встал и, исполненный сострадания, начал искать нож. Не найдя его, он взял твердую столетнюю ветвь бамбука и, перерезав ею себе горло, упал у пасти тигрицы. Как только Бодхисаттва упал, земля затряслась шестью способами – словно корабль, швыряемый ветром посреди океана. Солнце совсем поблекло – будто схваченное Раху. И пролился дождь цветов вперемешку с небесным благовонием и ароматным порошком. А некое божество, охваченное изумлением, вознесло хвалу Бодхисаттве:

       – Сострадание Твое, о мудрый, охватило всех существ,

       и Ты, людской герой, здесь с радостью приносишь в жертву свое тело;

       такой спокойный, чистый, Ты достигнешь незадолго, без усилий

       состоянья высшего покоя, свободного от смерти и рождения.

Тогда тигрица, нализавшись крови, текущей из тела Бодхисаттвы, в одно мгновение [проглотила] его мясо и кровь, оставив лишь кости…

Махапранада, озадаченный землетрясением, сказал Махадеве:

       – Вот земля со всеми морями трясется во всех сторонах

       вплоть до Океана… И солнце потускнело, /111/

       и с неба падают цветы. Моя душа охвачена волнением…

            Наверное,

       наш младший брат сейчас приносит в жертву свое тело.

Махадева ответил:

       – Судя по тому, как сострадательно он говорил,

       увидев [ту тигрицу], измученную голодом,

            подавленную скопищем страданий,

       изнеможенную, готовую сожрать своих детенышей, —

       я тоже опасаюсь [за него].

Тогда оба молодых царевича, подавленные горем, с полными слез глазами, вернулись тем же путем к тигрице и увидели, что одежда [брата] висит на ветви бамбука, его кости разбросаны, кровью обрызгана земля, а волосы разметены повсюду. При таком зрелище они упали в обморок на кости [брата]. После долгого времени очнувшись и встав, они подняли руки к небу и стали причитать:

       – Ох, бедный наш брат! Горе царю

       и матери, так любящей сына!

       Мать ведь спросит нас о младшем [брате]:

       «Где своего лотосоглазого

            [брата] оставили вы?»

       Эх, уж лучше нам обоим умереть

       на этом самом месте, а не жить!

       Как могут дальше нас родители кормить,

       если Махасаттву мы утратили?!

Испустив много жалобных стонов и порыдав, два юных царевича удалились…

Слуги младшего царевича, бегая во все стороны и ища его, всё спрашивали друг друга, когда встречались: «Где царевич, где царевич…»

В то время царице, лежавшей на своей кровати, приснился сон, [вещающий] о расставании с любимым [сыном]. Ей снилось, что ее груди отрезаны, зубы вырваны и что она нашла трех напуганных птенцов голубя, но одного из них унес сокол. Затем, когда сердце царицы сжал страх из-за случившегося землетрясения, она вмиг проснулась и задумалась:

       «Почему же трясется эта опора существ,

            опоясанная океанами?

       Вот и солнце потускнело, будто о беде вещая

            сердцу моему. /112/

       Тело мое сжалось и глаза дрожат, еще и снилось,

            что отрезаны мои груди…

       Всё хорошо ли с сыновьями,

            что в лес отправились играть?»

Пока она так думала, вошла служанка, чье сердце тоже было обеспокоено, и сообщила царице:

– Госпожа, слуги младшего царевича ищут его. Пошел слух, что ваш любимый сын погиб…

Сердце вздрогнуло у царицы, как только она услышала эти слова, и слезы покатились по лицу. Придя к царю, она сказала:

– Господин, идет слух, что мой любимый сын погиб.

Задрожало и сердце царя. Весьма обеспокоенный он крикнул:

– Вот горе! Неужто я утратил своего любимого сына!

Но затем царь стал утешать царицу:

– Не горюй, прекрасная. Мы приложим все усилия к поиску царевича.

Искать царевича было послано множество людей, но они потеряли надежду его найти.

Через некоторое время царь издалека увидел возвращающихся двух [старших] царевичей. И сказал:

– Возвращаются не все царевичи. Горе мне! Наверное, я утратил своего сына!

       Сколько горюют при утрате ребенка,

       столько не радуются люди

            при его обретении…

       Разве не счастлив тот в этом мире,

            кто умирает бездетным,

       иль у кого дети живы и здравы?!

Тогда царица, поверженная горем, словно верблюдица с проколотым сердцем, испустила отчаянный вопль:

       – Из трех моих сыновей, что отправились

       со слугами в лес, полный цветов,

       мой добрый младший сын не возвратился!

       Где же мой младший, дорогой мне как сердце?!

Когда два царевича подошли, царь их спросил:

– А где мой младший сын?

Те, весьма опечаленные, с полными слез глазами, с пересохшими нёбом, губами, ртом и зубами, не могли вымолвить ни слова.

Царица велела:

       – Сейчас же говорите, где

       мой любимый младший сын?!

       От предчувствия дурного

     сердце разрывается мое,

тело страшно ноет, /113/

     и тускнеет ум…

Тогда два царевича подробно рассказали о том, что случилось. Услышав рассказ, царь и царица лишились чувств. Как только очнулись, они, жалобно рыдая, отправились на место [гибели сына]… Увидев его голые кости и разбросанные повсюду волосы, царь и царица упали в обморок, словно [сухие] деревья, поваленные ветром. Когда слуги и министры увидели это, они принялись охлаждать тела царя и царицы водой и мазью из малабарского сандала… После долгого времени придя в себя, царь встал и завопил