Уильяма Бекфорда «Ватек», написанный в 1786 году, способствовал появлению в английском языке слова «гуль», от арабского ghul – мерзкий расхититель могил и пожиратель трупов. Такое же отвращение испытывали люди и к тем, кто покупал, а иногда и похищал трупы для анатомических столов. Недовольство общественности могло вылиться в насилие. Одним из ярчайших примеров тому служит Бунт против врачей. В апреле 1788 года некий житель Нью-Йорка обнаружил, что одно из тел, вскрытых студентами-медиками в Обществе госпиталя Нью-Йорка, принадлежало его жене, которую выкрали из свежезакопанной могилы. В письме к Эдмунду Рэндольфу, губернатору штата Вирджиния, полковник Уильям Хет описывает, чем это закончилось:

«Вскоре раздался варварский крик и т. д. – молодые сыновья Галена (т. е. студенты-медики) разбежались во всех направлениях – один нашел укрытие в дымовой трубе – толпа взбунтовалась – палаты Госпиталя были перевернуты вверх дном. В анатомическом зале были найдены три свежих тела – одно кипящее в котле и два других изрезанных – с некоторыми частями тел обоих полов, подвешенных в самых ужасных позах. Обстоятельства, вместе с непристойным и жутким видом комнаты, разозлили толпу до невозможности, и дело закончилось полным уничтожением всех тел в Госпитале».

Пятитысячная толпа бунтовала в течение трех дней и разошлась только тогда, когда полиция открыла огонь; за время бунта жизни лишилось двадцать человек. Спустя год в Нью-Йорке был принят «Закон о предотвращении отвратительной практики раскапывания могил и изъятия для целей препарирования трупов, похороненных на кладбище или в местах захоронения», известный в народе как Билль о костях.

К врачам и студентам, занимающимся препарированием, пришла толпа. Отвращение общества к анатомическому ремеслу могло вылиться в бунты.

БЁРКЕРЫ

В 1827 году Уильям Бёрк и Уильям Хар, ирландские рабочие, жившие в шотландском Эдинбурге, решили продать тело человека, задолжавшего им деньги и умершего в их пансионате. Получив от доктора Роберта Нокса, преподавателя школы анатомии, значительную сумму в семь фунтов, они осознали, что открыли для себя весьма прибыльную профессию, и после этого убили шестнадцать человек, чтобы продать их в виде трупов. Бёрк, по крайней мере если верить показаниям Хара, который, в свою очередь, пытался избежать виселицы, усовершенствовал метод убийства путем удушения, от которого на теле оставалось очень мало следов и который впоследствии стал известен как «бёркинг» (вспомните, как монстр Шелли душил своих жертв). Когда в 1828 году преступления раскрыли, было решено, что доктор Роберт Нокс также является соучастником, но он отказался от комментариев, поэтому мнения о том, было ли ему известно о происхождении трупов, расходятся. Бёрк был повешен в 1829 году, его тело было препарировано конкурентом доктора Нокса. Аналогичные случаи были раскрыты и в Лондоне. Лондонские бёркеры Джон Хед и Джон Бишоп были препарированы в Королевском хирургическом колледже в 1831 году, а Элизабет Росс, единственная женщина, уличенная в бёркеризме, – в 1832 году.

Воскрешенные: оживление и призрачная граница между жизнью и смертью

Когда Виктор Франкенштейн раскрыл секрет жизни и нашел ключ к оживлению мертвых, сбылись его самые смелые мечты. Он стал первым человеком, сумевшим стереть границы между жизнью и смертью. Он хвалился, что смог «озарить наш темный мир ослепительным светом»: «Новая порода людей благословит меня как своего создателя… Ни один отец не имеет столько прав на признательность ребенка, как буду иметь я». Виктору не приходило в голову, что предмет его ликования, возможно, не станет ни прославлять, ни благодарить его. Однако его создатель, Мэри Шелли, слишком хорошо знала, что не каждое тело, воскрешенное из мертвых, будет прославлять своего воскресителя или благодарить его за спасение; ее собственная мать, Мэри Уолстонкрафт, была как раз несчастным объектом воскрешения.

Вопрос воскрешения имел первостепенное значение в эпоху Франкенштейна. Это была, по словам Кэролин Уильямс, преподавателя английского языка в Рутгерском университете, «обширно задокументированная, очень яркая область научных свершений, вызвавшая огромное оживление в жизни и литературе начиная с последней четверти XVIII века». Мэри Шелли жила во времена замечательного прогресса, который обещал стереть границы между жизнью и смертью и вызывал мучительную тревогу по поводу ее местонахождения. Как врачи могли определить, что человек на самом деле мертв, во времена, когда медицинская наука постоянно совершенствовалась? Возможно ли было использовать научные и медицинские знания в войне со смертью? Страх быть похороненным заживо смешивался с самыми сокровенными надеждами на прорыв в медицине и изумлением по поводу новых будоражащих технологий. Все это, воспринимаемое сквозь призму болезненной и трагичной личной истории, оказало влияние на воображение молодой писательницы.

Самое спокойное состояние духа

Пришедшему в убийственную ярость от оскорблений и жестокого предательства монстру тем не менее были не чужды героические порывы. В знаменитой сцене в главе 16 он подглядывает за девушкой на берегу реки:

«…но вдруг поскользнулась и упала в быстрый поток. Я выскочил из своего укрытия; напрягая все силы в борьбе с течением, я спас ее и вытащил на берег. Она лежала без чувств. Я употребил все, что было в моих силах, чтобы ее оживить…».

Эта сцена отличается удивительным сходством со сценой из семейной истории Мэри Шелли. В октябре 1796 года ее мать, Мэри Уолстонкрафт, преданная и покинутая любовником, приняла «твердое решение умереть». Бросившись в Темзу с моста Патни, как она уверяла, «в одном из самых спокойных состояний духа», она была замечена лодочниками, выловившими и реанимировавшими ее. Мэри была ужасно расстроена: она жаловалась, что, говоря языком, в котором слышится аллюзия на расхитителей могил, была «вырвана из когтей смерти» и «бесчеловечно возвращена к жизни и скорби». Она чувствовала себя приговоренной к «жизни-каторге». Это была не единственная попытка самоубийства в жизни Мэри Шелли: первая жена Перси, Гарриет, утопилась в речушке в лондонском Гайд-парке в ноябре 1816 года. Оказалось, что она была беременна. За месяц до этого ее сводная сестра Фанни Имлей покончила с собой, приняв лауданум (опиумную настойку).

Смерть продолжала ходить по пятам за Мэри. Ее мать умерла от осложнений при ее рождении. Мысли об этом, должно быть, усугублялись еще и ее собственным опытом деторождения (она родила их с Перси третьего ребенка, Клару, в сентябре 1817 года, то есть большую часть того времени, когда писался «Франкенштейн», она была беременна), а также общенациональной трагедией, произошедшей под конец написания романа. В ноябре 1817 года принцесса Шарлотта, единственная дочь Георга IV, умерла при родах вместе с ребенком. Народ Великобритании с волнением надеялся