– Рисуют хулиганы, но их я не видела.

Действительно, картинки и каракули на стенах были повсюду: на гаражах, заборах, трансформаторных будках, жилых домах. По части граффити их район далеко обскакал любой другой в Москве – во всяком случае, в пределах Садового кольца. И при этом никто не замечал, как они появляются.

– Видишь ли, – Натка уже допила чай и отодвинула чашку. – Рисовать граффити – дело непростое. Это надо уметь. И потом сама посуди: тратить время, расходовать специальную краску, которая, между прочим, совсем не дешёвая. Рисковать… А зачем? Если это стрит-арт, тут есть логика: художники мечтают, чтобы их картинами все любовались. Но надписи? Это ведь тоже время и риск.

– Не знаю, – Кристина посерьёзнела.

– А вот зачем, – торжественно проговорила Натка. – Эти надписи на стенах, представь себе, – колдовские заклятья!

Кристина глотнула остывшего чая и уставилась на неё.

В этот миг они услышали, как в дверях повернулся ключ. Дверь открылась, и квартира наполнилась чьим-то присутствием.

Лицо у Натки вытянулась, вся она как-то уменьшилась и поблёкла. Подбородок заострился, короткие волосы ощетинились, как у зверька, даже уши оттопырились. Серые, очень взрослые глаза Натки казались равнодушными.

– Кто-то пришёл, – проговорила Кристина.

Это должно было прозвучать как вопрос, но, глядя на Натку, она почему-то так и не решилась спросить прямо: кто?

– Я пойду, – предложила она вместо этого.

– Да, давай. У меня тоже сегодня ещё много дел, – соскочив со стула, заторопилась Натка.

– Обменяемся телефонами, – предложила Кристина. – И созвонимся на днях. Приходи к нам во двор.

– Ладно. А ты пока поищи граффити и попробуй расшифровать. Может, это дверь, которая ведёт к изнанке города?

Через несколько секунд они уже стояли в прихожей, и Кристина зашнуровывала кеды.

В доме снова было тихо, как будто тот, кто пришёл, затаился в глубине квартиры.

– Слушай, я вот что спросить хотела… – Кристина замялась.

– Спрашивай, – кивнула Натка.

Она успокоилась и смягчилась, но мысленно – Кристина это чувствовала – была уже с кем-то другим. Или – другими.

– Эти ключи у тебя на связке – откуда они? И зачем их столько?

– Я их нашла, – уклончиво ответила Натка. – Некоторые случайно. А самый большой откопала с металлоискателем. Каждый такой ключик – дверь. Пять ключей – пять заколдованных дверей. И за каждой – жена Синей Бороды, – добавила она и рассмеялась.

Но Кристине почему-то было не до смеха, и шутка повисла в воздухе.

– Пока, – сказала Натка, ничего не заметив.

И захлопнула за Кристиной дверь.

Прежде чем вернуться домой, Кристина побродила по району. Узкие кривые улочки были пустынны. Она пересекла Яузский бульвар, свернула на Воронцово поле. Граффити обнаружилось больше, чем она думала. Во дворе одного дома она насчитала как минимум десять! На другой стене, в соседнем дворе, удалось обнаружить целых шесть граффити разного размера. Знаки напоминали иероглифы. А может, были шифром. И, чем пристальнее Кристина в них всматривалась, тем более зловещими ей представлялись эти чёрные загогулины.

В какой-то момент ей показалось, что в глазах потемнело. Зелёненький лучик осторожно высунулся из её зрачка, воровато огляделся и лизнул стену перед собой. Кристина не растерялась: даже не моргнув, одним лишь усилием воли загнала его обратно. Лучик покорно втянулся, даже не фыркнув от обиды.

Переждав несколько мгновений, Кристина достала из сумочки айфон и сфотографировала каждый знак по отдельности. Потом отошла подальше и сфотографировала всё вместе: вдруг они между собой как-то связаны, и это послание, которое можно разгадать? Или чья-то переписка?

Надо было как можно скорее разузнать, кто их автор. Возможно, это будут какие-то совершенно особенные люди.

Но теперь, поздним вечером, когда она лежала в кровати без сна, всё переменилось. События дня представлялись ей запутанными, пугающими. Ночь была таинственной. Кристина встала и подошла к окошку. По небу, серебристому от лунного света, бежали тучи. Луна висела напротив окна над лиственным морем – её сияние било Кристине прямо в лицо. Кристина закрыла глаза, но свет проникал сквозь веки. Это был свет темноты. Свет, лишённый света.

Тогда она взяла листок бумаги и прямо на подоконнике, в лунном свете, нарисовала то, что видела перед собой так отчётливо. Рыбака в лодке. Удочку, изогнутую дугой. Сову и кота на крыше среди каминных труб.

Марина перезвонила на следующий день. Ближе к вечеру. От неожиданности Светка испугалась: что опять надо этой Марине? Наверное, будет жаловаться, что колдовство не подействовало. Ну и ладно. Вот возьмёт Светка – и признается: так, мол, и так, простите-извините, никакая я не колдунья в четвёртом поколении, а просто девочка, это была игра с переодеваниями, а настоящего здесь – только ваши деньги. Вот они, держите. Так готовилась ответить правдивая Светка на Маринины претензии. Но беспокоилась она зря. Голос в трубке звучал радостно: магическая защита подействовала, и Марина помирилась со своей подругой детства. Всё это время предательница Лера с нетерпением ждала её звонка, не решаясь позвонить сама: она была уверена, что Марина по-прежнему злится.

В течение двух ближайших дней Светке Синице позвонили ещё две девушки.

Клиентки № 2 и № 3 прибыли одна за другой на следующий день с утра. Мама работала в первую смену, и Светка была вынуждена подстраивать расписание под её график. Первой клиентке понадобилось снять порчу, которую на неё наслала жена брата, второй – приворожить жениха. Причём не какого попало, а строго определённого.

С приворотом жениха пришлось повозиться. Дело в том, что у Светки напрочь вылетело из головы, что на этот счёт рекомендует книга.

Но главное, она не понимала, зачем вообще понадобилось этого жениха привораживать.

Сидевшая перед ней девушка совсем не выглядела дурнушкой. Она была в стильном платье «милитари», босоножках, расшитых бисером, и с маленькой татуировкой-стрекозой на шее. Особенно Светке понравилась эта стрекоза! Не всякий отважится на такое тату. Правда, что-то ещё виделось Светке в этой девушке – не то излишний напор, не то высокомерие, а может, упрямство. Словом, что-то такое, что обычно называют «характером». Этот характер явственно читался у неё на лице, и его было слишком уж много. Чересчур много напора в одной хрупкой девушке! Упускать своё такие люди, как правило, не любят.