не вздумайте делать резких движений, эти ребята, – он указал на злобно сопящих арбалетчиков, – моментально сделают из вас дикобразов.

Стрелки ярились давно. Разговора они не понимали, но видели, что эти двое в странных зеленых набедренниках государя презирают. Уже за это их нужно было убить сразу. А тут еще тетивы долго приходилось держать натянутыми. Делались они, как известно, в местечке Хэт только для императорских стрелков. Поставщик драл за них такие деньги (а их, заметьте, приходилось платить из собственного жалованья), словно скручивал тетивы не из воловьих жил, а вытягивал эти жилы из волшебной лани, что бежала всегда у левой ноги светлоликой Ассаи. Поэтому оба десятка стрелков мечтали об указующем взмахе императорской руки. С такого близкого расстояния толстая арбалетная стрела пробивает человека навылет.

Алекс медленно снял венец, сбросил мантию, оставшись в майке и шортах. Надел портупею Роберта с кобурой бластера. Он ощущал постепенно усиливающуюся безысходность. Похоже, проклятый Хольман был прав со своими мрачными предсказаниями. Казалось бы, победа сейчас за ним, счет два ноль в его пользу. Но за короткое время своей службы он отчетливо понял, что это был за народ – десантники: нерассуждающие, действовавшие рефлексивно, со свирепой бульдожьей хваткой, ставящие свою кастовость превыше всего на свете. Он пошел против них – теперь должен или оказаться в наручниках, или быть уничтоженным. И пока кто-то из них жив, он будет добиваться этого до последнего.

Бросил дежурному офицеру:

– Постерегите их, – и пошел к выходу через залы музея. Вышел. Над Астуром сияло утро. Воздух был насыщен запахом молодой листвы и влажной почвы – особенным утренним ароматом. Солнечные лучи широкими стрелами пробивались сквозь нежную дымку. Вдалеке, за бронзовой решеткой уже толпились любопытные, жаждавшие взглянуть на необыкновенного государя. К прутьям решетки прижалась девушка в ярко-алом плаще. Вокруг нее многозначительно шептали:

– Фона! Это ее обласкал и наградил Посланник. Посвященная. Она посвятила себя Посланнику, видишь, в красном.

– Третьего дня, пошла посвящаться в храм Кумата-Вседержителя. Жрец, было, заартачился: нет, говорит, такого бога. А Фона, слышь, ему отрезала: это, говорит, оттого, что ты свою толстую задницу от ложа не отрываешь. А народ, говорит, давно его за бога признал.

Фона, не слушая шепотков, напряженно вглядывалась в дворцовые двери: а вдруг увижу?

Увидела. Вокруг заговорили:

– Наш император. Вот он, глядите, Посланник. Рукой нам машет. – Толпа заревела.

Алекс молча смотрел на каменные плиты площади. Как преодолеть эти проклятые семьдесят метров от музейного крыла до тюремного блока? Ощущение безысходности усиливалось. В здании музея пленников нельзя было оставлять никак – сам он не мог караулить их, на охрану надежды мало. Коллеги, надо отдать им должное, чрезвычайно опасны. Обвести вокруг пальца местных простодыр им не составит никакого труда. Выход один – усадить их в надежную камеру и заковать в кандалы. Тут уж они не выкрутятся. Но для этого нужно пройти семьдесят метров.

Если бы он привел для охраны Хольмана и Полянски целый коур, это ничего бы не дало. Только больше трупов и неразберихи. Проклятый конопатый ирландец где-то здесь, может, за стеной, может в купах деревьев. Включил «хамелеон» и не видно ничего. Марево какое-то в этом месте, воздух дрожит и все. Как вот этот зонд-корректор, что торчит в зените. Но его хоть немного видно, солнце еще низко. Ничего он не продумал и не предусмотрел – одного ума мало, оказывается, опыт еще нужен.

Он понял, что Хольман оказался совершенно прав – не в состоянии один человек так круто повернуть историю целой планеты, этого нельзя делать. Поздно понял, поздно. Его душила злоба на несправедливость мирового порядка, как все хорошо пошло, и на тебе…

Вытащил из кобуры бластер, из футляра на портупее оптический прицел, прищелкнул его, тщательно прицелился.

Ослепительный луч на мгновение протянулся к плавающему наверху блюдцу, оно вспыхнуло, рассыпаясь обломками. Забарабанило по крыше, потянулись дымки. Через площадь лупил ошалевший управляющий, остановился – не мог отдышаться. Алекс мотнул головой:

– Пошли рабов на крышу, пусть зальют обломки водой и приберутся.

Сейчас О’Ливи насторожился, площадь ему уже не видна, а Шатрову, чтобы поднять очередной зонд, необходимо время. Момент, наверное, самый благоприятный. За спиной, как приклеенные стояли два солдата из личной охраны.

Внятно сказал одному:

– Вели офицеру вести пленников через площадь к тюремному крылу. Пусть арбалетчики построятся дугой, чтобы в случае чего не перестреляли друг друга. И бегом, быстро-быстро.

Солдат убежал, бухая сандалиями. Император вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул (этому его умению много дивились окружающие) дворцовому гаруссу, стоявшему у входа в тюремное крыло. Тот согласно кивнул: понял-де, и к музейной двери потянулись, растягиваясь, две колонны охранников. Главное, народу побольше, чтобы запутать ирландца. Господи, а дальше-то что? Озлобленный О’Ливи, ни секунды не колеблясь, может устроить на площади мясорубку. Что он, Алекс, может противопоставить конопатому? Лезть с бластером на боевой глайдер с его силикетовой броней, защитными экранами и форсированным полем все равно, что пытаться убить разъяренного слона из пневматического ружья. Но раздумывать уже некогда: пленники быстро (хотя и неохотно) шагали в центре полудуги арбалетчиков.

Сбылись самых худшие опасения Алекса: глайдер появился едва ли не над головами Петера и Роберта. Те, мгновенно распластались на каменных плитах. Хлопнули створки носового каземата, загудели сервоприводы турельной «спарки» и дымные лучи аккуратно разрезали две трети арбалетчиков пополам. Оставшиеся в живых, сломя голову, бросились врассыпную. Да и то сказать – какой уж тут император, какой Посланник? Мерзко воняло горелым мясом, смрадный дым расплывался слоями.

Глайдер опустился, завис в полуметре от плит площади. Крылом поднялась бортовая дверь, в открытую форточку высунулась конопатая, такая родная рожа, осклабилась:

– Эй, бесштанная десантура, такси подано!

Ввалились в отсек, дверь захлопнулась. Патрик заложил широкую циркуляцию, лицо его в обзорном зеркале злобно ощерилось:

– Дело всегда нужно доводить до конца, – пробормотал он, ловя в прицел понурившуюся фигурку императора всея Астура. Щелкнул переключателем режимов, вспыхнул синий транспарант готовности главного калибра.

Заревел раскаленный воздух, по дворцовой площади пронесся огненный ураган, унося, словно пух, обуглившиеся останки императора и тех, кто не успел убежать. Вздыбились древние плиты, вскипающая лавой расселина прошла под тюремным крылом. Оно переломилось пополам и сползло в лавовое озеро. Вспыхнули сады, обезумевшие люди разбежались, словно тараканы.

Патрик отпустил гашетку и заложил крутой вираж. Система привязки продолжала автоматически разворачивать турель в сторону последней цели. На экране, в режиме поиска, с задержкой в четверть секунды появлялись кадры: кипящее огнем озеро, горящие деревья и одинокая женщина у бронзовой решетки – она, подняв руки, посылала проклятия убийцам. Алое