кавказских войсках) или казачьи (у офицеров — офицерские) шашки (в степовых войсках), а также револьверы. Однако кавалерийское холодное оружие было малопригодно на практике в артиллерийском деле, так как шашки, которые предписывалось обязательно носить на портупее, осложняли работу при орудиях, из-за своих довольно больших размеров сковывая движения. В то же время применялись они для самозащиты крайне редко[181].

Основной оперативной единицей казачьей артиллерии являлась казачья батарея, состоявшая из трех двухорудийных взводов, то есть всего в батарее числилось 6 орудий. Орудия эти представляли собой легкие полевые скорострельные трехдюймовые пушки образца 1900 г.[182]

К горному театру боевых действий, каковым являлся Кавказ, эти полевые пушки были плохо приспособлены, и поэтому многие артиллерийские командиры желали заменить их на горные трехдюймовые пушки. Так, например, в сентябре 1916 г. начальник штаба Кавказской армии ходатайствовал о вооружении формировавшейся тогда 3-й Терской казачьей батареи «конно-горной материальной частью». Начальником Управления Августейшего генерал-инспектора артиллерии такое вооружение также представлялось единственно возможным, «так как другой материальной части нет». В то же время он предупреждал, что «выработанных штатов для казачьих конно-горных батарей не имеется». В октябре 1916 г. также перевооружить конно-горными орудиями, правда безуспешно, пытались и 2-ю Забайкальскую казачью батарею. В итоге в 1917 г. 3-я Терская, 6-я и 8-я Кубанские казачьи батареи были полностью преобразованы из полевых в горные, а 4-я Забайкальская получила смешанный состав — два полевых и один горный взвод.

Не удовлетворяли артиллеристов-фронтовиков и 6-орудийные батарейные штаты, так как «ни одного раза 6-орудийной батарее в полном составе действовать в бою не удавалось». По их мнению, предпочтительнее было иметь в ней 4 орудия, что увеличило бы ее маневренность и упростило бы оперативное управление артиллерией. Однако, несмотря на ходатайства об уменьшении числа орудий в казачьих батареях, на Кавказском фронте все они сохранили свое 6-орудийное штатное число до конца войны[183].

Людской и конский штатный состав батарей разных казачьих войск несколько отличался друг от друга. Так, в августе— сентябре 1917 г. кубанские казачьи батареи включали в себя по 7 офицеров, 313 казаков и 369 лошадей каждая, терские — по 5 офицеров, 210 казаков и 246 лошадей. В казачьих батареях полагалось также иметь команду в 22 разведчика.

Летом 1916 г., по ходатайствам казачьего командования, в казачьих батареях была введена должность делопроизводителя. 12 (25) ноября 1916 г. для него в батарейные штаты была зачислена лошадь, а на следующий день в батареях сделали 10 %-ную добавку конского состава. 16 (29) декабря для делопроизводителя в штатный состав прибавили казака-денщика. Помимо этого, артиллерийские командиры ходатайствовали о введении в казачьих батареях должности младшего офицера-разведчика. Однако неизвестно, были ли данные ходатайства удовлетворены[184].

Две казачьи батареи составляли тактическое артиллерийское соединение — казачий конно-артиллерийский дивизион. Однако нередко во время боя две его штатные 6-орудийные батареи разделяли на три 4-орудийные, так как это увеличивало число артиллерийских позиций и делало казачью артиллерию более подвижной, что соответствовало «духу боевой работы конницы»[185].

Кадры управления казачьего конно-артиллерийского дивизиона включали в себя: штаб-офицера, обер-офицера, артиллерийского техника, 7 нижних чинов, 3 телефониста и 12 лошадей. 9 (22) января 1917 г. в штаты управлений казачьих конно-артиллерийских дивизионов была включена также должность литографов-переплетчиков в чине рядовых.

Помимо этого, в ходе войны в дивизионах, для обеспечения связи с батареями, стали появляться так называемые телефонные единицы, представлявшие собой полевые телефоны и их обслугу, — в каждую такую единицу входили телефонист, два двуколочных вожатых, три лошади и четыре артиллерийские двуколки (специальные или хозяйственные).

В начале (середине) апреля 1916 г. было предписано содержать: во всех батареях по три телефонные единицы и по четыре версты телефонного провода, а в управлениях артиллерийских дивизионов — по две телефонные единицы и по семь верст телефонного провода. Помимо этого, в дивизионы на время боя, в случае необходимости, могли выделяться телефоны из состава управлений инспекторов артиллерии, которые имелись в каждом войсковом — армейском или стрелковом — корпусе (в кавалерийских корпусах обязанности инспекторов артиллерии с 16 (29) апреля 1916 г. выполняли старшие командиры корпусных артдивизионов). 5 (18) мая того же года в казачьих батареях были увеличены нормы телефонного имущества[186].

Стрелковые дивизионы казачьих дивизий, существовавшие в 1917 г., предназначались для непосредственной поддержки и прикрытия кавалерийских соединений. Необходимость их формирования, в частности на Кавказском фронте, обосновывалась следующим образом: «…при действиях в горах, где зачастую конница… вынуждена двигаться… по тропам в колонне по одному, ведя лошадей в поводу и неся еще пики… если… приходится делать спешивание, то получается и боевая сила незначительная, а коноводы обременены лошадьми, пиками, т. к. едва ли возможно, чтобы один казак по тропам справился больше чем с двумя лошадьми, т. е. полк может спешить не больше половины людей. Имея же свои… пешие сотни, бригада и отдельно действующий полк могли бы в горах очищать себе дорогу этими пешими частями, а при выходе на равнину сразу же действовать в конном строю, пешие же части могли охранять тыл своей конницы и… замыкали бы нужные нам лощины и перевалы»[187].

Первая попытка создания стрелковых дивизионов, а вернее, их «прототипов», пришлась на март 1916 г. Тогда Штаб Походного атамана, имея сведения о существовании нештатных пеших частей при некоторых соединениях регулярной кавалерии, затребовал мнения у атаманов казачьих войск по поводу целесообразности и возможности формирования подобных же частей и в казачьей коннице: при каждом армейском казачьем полку, то есть полку, входящем в кавалерийскую или казачью дивизию, предполагалось организовать «пеший эскадрон» силою в 150–250 штыков[188].

На Кавказском фронте создание подобных эскадронов не предусматривалось ввиду того, что там «не так резко чувствовалась необходимость придания коннице пеших частей, и большинство конницы состояло из кубанцев, не имевших возможности выставить больше пеших частей». За счет этого предполагалось «сэкономить» 1000 казаков-терцев для формирования 3-го Терского казачьего отдельного батальона, должного быть включенным, вместо одного из Кубанских пластунских, в 4-ю Кубанскую пластунскую бригаду. Исключенный же из нее Кубанский батальон собирались, разделив на два дивизиона, по две сотни (500 человек) в каждом, придать 1-й и 2-й Кубанским казачьим дивизиям, действовавшим на Западном театре военных действий.

Однако по причине недостаточности людских и материальных ресурсов повсеместное формирование пеших эскадронов откладывалось, несмотря на частые ходатайства кавалерийских командиров и начальников в Штаб Походного атамана при его императорском величестве об их создании. На Кавказском фронте также появились свои сторонники «кавалерийской» пехоты. Так, 28 августа (10 сентября) 1916 г. командующий 1-м отдельным Кавказским кавалерийским корпусом возбудил ходатайство о сформировании пеших дивизионов при 1-й Кавказской и Сводной Кубанской