Простые вещи можно также описать словом «скучный». Гений Рикю и других ранних мастеров чайной церемонии состоял в том, что они отказались от ярких цветов и необычных форм, которые отвлекают внимание. Они уставили чайную комнату скучными вещами, чтобы создать спокойную и медитативную атмосферу. Но на семинаре студентам было сложно создать что-то скучное. Они изо всех сил пытались сделать свою работу оригинальной, и не могли успокоиться, пока их чаша не принимала «интересный» вид. Они лепили квадратные чаши, украшали их изображениями драконов и извивающихся змей, делали рваные края или покрывали всю поверхность слоганами, вроде «мир, уважение, чистота, уединение». Их чаши получались совсем не медитативными. Дэвид поговаривал: «Класс керамики существует для того, чтобы глина вытянула весь яд из пальцев студентов». Но среди студентов случались и японцы, которые создавали требуемые простые чаши. Они не имели ничего против скуки, но их чаши выходили довольно симпатичными.

Часто можно услышать, что японская система обучения сосредоточена на поддержании высокого уровня всех студентов, а не на блестящем результате немногих. Школьников не учат задавать вопросы, и многие живут размеренной средней жизнью. Быть скучным середнячком не является позором в Японии, а составляет суть местной жизни. От этих факторов зависит порядок социальной системы. Очевидно, что они являются и главными отрицательными чертами Японии. Но гончарный класс на семинаре Оомото раскрывал и отрицательные черты американской системы образования. С детства американцев учат быть творческими. Если ты не стал «уникальным человеком», то тебе внушают, что с тобой что-то не так. Такое мышление часто мешает людям, ведь для них создание простых предметов становится невероятным испытанием. Это и есть тот «яд», о котором говорил Дэвид. Иногда я думаю, что желание «быть интересным», культивируемое в американском образовании, очень жестоко. Так как многие из нас ведут обычные жизни, мы неизбежно разочаровываемся в себе. Но в Японии людей учат быть довольными средним результатом, так что они зачастую удовлетворены своей судьбой.

Если такое количество выводов может быть сделано после одного дня в гончарной мастерской, то что и говорить о всем том, что ученики узнают на остальных занятиях по традиционным искусствам. Я не думаю, что японская философия, которая содержится, например, в ритме дзё, ха, кю, дзансин, может быть передана словами. Когда кто-нибудь пытается объяснить ее, можно подумать: «Дзё, ха, кю, дзансин – и это все?» Лишь почувствовав эти искусства с помощью собственного тела, можно понять их истинное значение. Традиционные искусства – настоящая ступень к пониманию культуры страны.

В последние годы я также понял, что корни японской культуры уходят не только в Китай или Корею, но и в Юго-Восточную Азию. В результате я провел много времени, путешествуя по Таиланду и Бирме – это были четвертые врата, которые вели меня к исследованиям Азии. Но чем больше я путешествовал, тем больше понимал, что авторы «теории японского духа» в чем-то были правы: каждая страна мира уникальна, но Япония – это сокровищница уникальности. Островное расположение на побережье Азии дало стране впитать влияния Китая и Юго-Восточной Азии и при этом существовать в почти полной изоляции. Япония стала культурной скороваркой, в которую попадали разные элементы, но из которой не выходило ничего.

Япония – это hapax. Вы можете попробовать сравнить ее с Китаем и Юго-Восточной Азией или прочитать кучу книг, посвященных японскому духу. Но как предупреждал своих студентов Ван дер Лон, в конце концов вам не удастся понять hapax, ведь вы так и не поймете, что же он означает на самом деле.

Вывески Гиндзы

Когда я начинал писать статьи, из которых сложилась эта книга, я обратился за советом к своему другу. «Соломенные крыши долины Ия и Кабуки – это вроде довольно занятные темы, но я не уверен насчет каллиграфии, – сказал он. – Этот вид искусства интересен только совсем небольшой группе людей, разве не так?»

Может, и так, но я должен сказать, что из всех видов традиционного искусства именно каллиграфия в Японии встречается повсюду. От писем, магазинных вывесок, газет и обложек книг до этикетки на маленьком белом свертке с палочками: мастерство написания иероглифов, китайских кандзи, окружает жителей Японии в мириадах форм. Каллиграфия, с такой точки зрения, – это одна из характернейших особенностей страны, и вряд ли можно прожить хоть день, ни разу не столкнувшись с этим видом искусства. Достаточно веская причина, чтобы описать данную тему, но, на самом деле, мотив у меня иной: я влюбился в каллиграфию еще в детстве.

Моя первая встреча с иероглифами кандзи произошла, когда мне было девять, в школе в Вашингтоне. Наша учительница, миссис Вонг, объяснила, что каждый иероглиф состоит из кусочков, которые называются «ключи», используя в качестве примера символ «ко» (страна). Сперва она начертила на доске большой квадрат, символизирующий границы страны: это ключ «ограда». Внутри большого квадрата она разместила маленький – ключ «рот», ведь в стране много людей, которых надо накормить. Под знаком рта миссис Вонг провела прямую линию, представляющую протяженность земли. А затем рядом со ртом она добавила комбинацию из четырех штрихов и точек, которые образовывали ключ «копье», что обозначает защиту страны.

Потом учительница написала на доске еще три иероглифа – во, ни, та (я, ты, он). Мы должны были переписать их, по сто раз каждый, ставя штрихи в определенном порядке. Миссис Вонг утверждала, что у нас получится красивый иероглиф только в том случае, если последовательность штрихов будет верной. И когда она показывала нам порядок начертания иероглифа во, я был поражен необычной манерой письма, особенно в правой части символа, где нам вновь встретился ключ «копье».

Для того чтобы правильно изобразить «копье», надо начать с горизонтальной линии, а затем провести через нее наклонную. Последняя, однако, не является прямой: она слегка изгибается, а заканчивается крючком, который взлетает вверх, вызывая приятное пружинистое ощущение во время письма. Потом надо добавить еще одну диагональ внизу и, наконец, вернуться наверх и поставить точку. Слева направо, нырок вниз и скачок, справа налево и большой прыжок обратно – движения руки казались мне танцем. Я с большим удовольствием написал во сто раз. Даже сейчас, когда я пишу этот иероглиф, или другие с ключом «копье», та детская радость от тренировки штрихов вновь наполняет меня.