– …лядь, да хде этотго …ыча носит?

– Я те дам хрыча! Я тя удавлю и уволю, к матерям, – дотянулся до трубки Патроныч. – Чё случилось?– тут он руганулся еще раз и нажал переключатель, – чё случилось, я говорю?

– Патроныч, этот ты? Прием.

– А кто же по-твоему, баран, ты, тупоголовый? Прием.

– Кто? Не слышу! Кто? Прием.

– Я это, Я! – не стал острить про коня в пальто Патроныч.

– Это ты, Патроныч? Прием.

– Я. Я! – и Патроныч еще раз громко удивился отсутствию логики у коллеги, используя неуставную лексику.

– Ааа, Патроныч, это ты. Патроныч, ты где? Прием.

– Я на… Да какое тебе дело, где я?

– Где, где? Прием.

– Где надо!

– Где!

– Пасть заткни и говори, что случилось!– заревел взбешенный Патроныч. Приказ был противоречив, но, как ни странно, доходчив.

– У нас гад один продукты жрет прямо в магазине! Не расплатившись!

– Что делает! – переспросил Патроныч.

– Продукты жрет! Уже пузырь коньяка выхлебал, теперь с колбасой бегает.

– Задержите! Чего ждете. Прием. Ответ утонул в потоке шума.

– Всё самому, всё самому.

Зам по общим вопросам пошел к двери, но не дошел и выругал сам себя: «А, в душу, мать и в печенки, куды ты рванул, без штанов, старый хрен!»

Небрежно, практически не глядя, Феликс Эдмундович сгреб с полки первую попавшуюся бутылку и пошел к кассе. В выборе товара он был полной противоположностью покупателя Мизулькина. Не метался по магазину, как муха по комнате, а шел к цели прямо, как носорог на водопой. Тратить время на раздумья и сомнения было не в его натуре. В прочем, нельзя сказать, что Феликс Эдмундович взял бутылку совсем уж без разбора. Хватательный рефлекс сработал только у стеллажа с престижными этикетками. Он бы взял бутылку с самой верхней полки, как всегда и делал, но в этот раз это было выше его сил. В его руке оказался коньяк «Багратион» вместо обычного «Наполеона». Этикета гласила, что характер коньяка – пылкий, вкус– бодрящий, цвет – благородного дуба, и, что сам Багратион пил только его. Но для измученного жаждой это были лишние подробности. По дороге к кассе Феликс Эдмундович залез свободной рукой в карман. В кармане было пусто. Он залез в другой – тот же результат. Он обшарил все складки одежды, но денег не прибавилось. Вся наличность осталась во вчерашних брюках, но и оттуда она давно перекочевала в закрома жены, Кристины Анатольевны. Неожиданный облом усилил боль. Хозяин «Нового света» оглянулся по сторонам сначала сконфуженно, а затем удивленно. Он окинул эти горы товаров, километры полок, полкИ покупателей: «Зачем мне все это? Зачем мне все это, если я похмелиться не могу? Зачем мне все это, если в моей родной голове так скверно? Зачем? Правильно ли я живу?!» Отработанным движением он отвинтил крышку и в три глотка ополовинил бутылку. «Багратион» бросился в атаку. Феликс Эдмундович прислушался к организму. Борьба внутри шла не шуточная: боль то отступала, то шла в контратаку. Наконец, «Багратион» начал побеждать. Феликс Эдмундович удовлетворенно посмотрел на бутылку и просветленно подумал: «Много ли человеку нужно!»

Родные штаны, с пузырями на коленках, с дыркой в правом кармане, снова облекали ноги Антона Петровича Мотыля. Ноги несли его в сторону универсама. Лицо его, как обычно, выражало угрюмую озабоченность или озабоченную угрюмость. Но эта угрюмость была лишь вершиной айсберга. По правде, Антон Петрович был в высшей степени раздосадован и раздражен. В его левом кармане лежало то, что осталось от телефона «Воторола». Мало того, что он, солидный во всех отношениях человек, попал в какую-то глупую ситуацию, так еще и без телефона остался. Телефон стоил огромных денег. Правда, не самому Патронычу, а его зятю. Подаренный был телефон. Он возвышал Антон Петровича над остальными людьми. А теперь не возвышает. Он был как аппарат правительственной связи у министра, а теперь этот аппарат отняли. Девчонка, когда принесла брюки, пыталась говорить что-то о потерявшейся звезде, но Патроныч только отмахнулся в бешенстве. «Щас убью кого-нибудь!» – с такими негуманными мыслями он вошел в «Муравейник».

– Ну, что, лоботрясы, поймали?!

Не успел подскочивший к нему охранник ответить, как вместо ответа перед ними пронеслась дикая кавалькада. Впереди с воплями скакал гражданин расхристанной, пьяной наружности, хватал с полок товар и бросал его в разные стороны, за ним молча бежали люди в форме. Один из охранников повернулся и на бегу помахал Патронычу рукой.

«Много ли человеку нужно?!» Просветление не отпускало Феликса Эдмундовича. «Нет, не много. Можно и поделиться». Он поймал первого попавшегося прохожего за шкирку и с широкой улыбкой вручил тому бутылку с эликсиром. Затем неловко обнял испуганную личность и удалился. Удалился медленно, с чувством собственного достоинства, как солидный добропорядочный гражданин. Хотелось спать.

Погоня добежала до конца магазина, завернула за другой ряд полок и понеслась в обратном направлении. Патроныч пошел наперерез. Нарушитель заметил маневр, схватил на бегу товары народного потребления и начал ими швыряться в смельчака. От пачки печенья «Селянка», на которой была изображена глубокодекольтированная особа в кокошнике, что по замыслу рекламщиков должно разбудить во взрослых потребителях сексуальные и патриотические инстинкты, а в детях – тягу к материнской груди, так вот, от этой пачки печенья Патроныч увернулся. Хотя она и летела совершенно в другую сторону. Так же мимо пролетели мармеладки «Ко-ко», бисквиты «Прямо в рот!» и, слава богу, банка сгущенки «Коровья нежность» из цельного молока, а не какого-то там сухого. Но не пролетела мимо Патроныча упаковка сахара-песка 450 грамм без названия от Карачаровского сахарозавода. Ну, кто так упаковки делает! Лопнула упаковка моментально от соприкосновения с головой заместителя главного директора торгового центра по общим вопросам. Слегка оглушенный и порядочно ослепленный зам замешкался и стал совсем легкой мишенью. Сливовое варенье «От бабки Изольды», джем из крыжовника «Мелиховский огород» попали точно в цель. А потом на пол. И уж совсем в упор был произведен бросок мукой крупного помола в мешке весом 2 кг брутто мукомольного завода №2 г. Сушки. Патроныч был повержен. Злодей перепрыгнул через него и унесся в даль. На толстом слое из муки и варенья остался отчетливый след обуви. Охранники окружили поверженного командира.

– Это кеды.

– Не, это кроссовки.

– Не, кеды.

– Точно говорю – кроссовки.

А в это время в мебельном магазине «Мягкое место» в дальнем, редко посещаемом углу мирно спал Феликс Эдмундович Буряк.

2

Человек несся легко, как ангел отталкиваясь от грешной земли. А ведь всего каких-то полчаса назад он, как демон Врубеля, сидел на унитазе, подавив в