Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Семка! Опять шляешься под ногами?
Возможно, он бы и не шлялся именно под ногами, но как миновать трассу средь колючего кустарника ежевики? Торопливо объяснился:
– Я тут мимо…
– Ты все время мимо! – оборвала его бригадир. Встреча с москвичами оставила неприятный осадок, и последствия от нее достались подвернувшемуся под руки парню. – Девчата вкалывают по две смены, а тебя лишь ветром вокруг носит! Вот скажу им, какой у них друг-лентяй объявился.
Мнение о себе для парня вдруг оказалось значимым, и он заторопился с ответом-уговорами:
– Нет-нет, я не шляюсь, я после ночного дежурства. И у меня, может, специальное задание, – вынужденно дал намек, потому что от Валентины Ивановича напрямую могла зависеть его характеристика перед Зорей.
Бригадир не сдержала улыбки, но тут же постаралась спрятать недоверие в строгом выражении лица:
– И кто ж его тебе выписал? Сам себе сочинил ночью, когда на звезды зевал?
Ох, как хотелось парню щегольнуть перед фронтовичкой с орденом полученным от лейтенанта заданием. А что, если немного, самую малость приоткрыть секрет? Пока она пытается прикурить с одной руки «беломорину».
– Зачем сочинять! Так, наблюдаю кое за кем, – нейтрально поведал о своей значимости Семка.
Пора было следовать дальше за корреспондентом и его подругой, но еще больше хотелось, чтобы через Валентину Ивановича дошло до Зори: парень не просто три притопа два прихлопа, как в деревенском гопаке. Ему доверяется такое!..
– За моими девчатами? – усмехнулась Прохорова, не поверив в многозначительность Семкиного намека насчет слежки. – Еще раз поймаю, штаны прилюдно спущу.
– Да не за девчатами! – взвился парень. – Честное слово!
Чтобы не говорить лишнего, посмотрел в сторону, куда ушли капитан с комсомолкой. Ну же! Ведь умный сам все поймет…
Валентина Иванович не поняла. Затянулась глубоко, выпустила два колечка дыма, остатком струи выдула их в сторону леса. Подмигнула:
– Так бы сразу и говорил, что в шпионов играете! Сегодня ты своего напарника ловишь, завтра – он тебя…
– Не играем! – не согласился с отведенной детской ролью парень. – И с напарником… потом разберутся. Только вы… никому.
– Даже девочкам, – примиряюще, как маленькому, пообещала бригадир. – Хотя они наверняка стали бы гордиться тобой, если бы все было на самом деле.
– Но так оно и есть. – Семка опять демонстративно посмотрел в сторону ушедших: не понимаете, что ли?
Кажется, на этот раз до Валентины Ивановича что-то дошло, она указала подбородком в ту же сторону: угу?
– Но чтобы не всем подряд, – доверительно попросил напоследок наблюдатель.
– До нужных ушей дойдет, – пообещала теперь уже со всей серьезностью Прохорова. – Удачи тебе. И будь осторожен.
Проводив взглядом побежавшего по шпалам парня, двинулась следом – бригада работала в том же направлении. Дошла до девчат, трамбующих в песок и щебень шпалы.
– Товарищ бригадир, дайте перерыв, – попросила Стеша, вытирая пот. Но просила отдых не из-за усталости, а подчеркнуть значимость бригады: – Говорят, рельсов не хватает. Слишком быстро идем.
– Скоро подвезут, девоньки, – успокоила Прохорова своих передовиков, не желавших из-за нерасторопности вспомогательных служб терять свое лидерство в соревновании. – Стройка на личном контроле у товарища Сталина. Слышала, что в другом месте дорогу разбирают, чтобы нас обеспечить. Так что не остановимся.
Вытащила из командирской сумки листок, приладила его на стволе ближайшего дерева, пришпилила к коре разогнутой скрепкой. Варя, оказавшаяся ближе всех к объявлению, цепко оглядела текст, радостно обернулась к подругам:
– «Боевой листок». Девчата, про нас! Смотрите: «Тут бригада комсомольцев роет могилу фюреру, выполняя нормы на 210 процентов». Ура!
– А вон и 211-й процент ползет, – показала на насыпь Стеша.
К ним шла Зоря. Поначалу вроде радостная, по мере приближения она стала сбавлять шаг. И было отчего: бригадир встречала ее совсем недружелюбно.
– Ты чего встала? Марш обратно, – потребовала Валентина Иванович от девчонки, забыв, что пообещала Семке поведать ей о его героических делах.
– Но вы работаете, а я прохлаждаюсь… – возразила девушка.
Стеша молча подняла лопату, пошла на Зорю. Та нырнула за Варю. Разборки остановила сама бригадир:
– Отдых пять минут. Я на другие участки.
Команда для женщин оказалась важнее непослушания Зори, и работницы присели на поваленные трамбовки, вытянув ноги. Показалась Наталья с завернутым в полотенце чугунком, словно ожидавшая исчезновения Валентины Ивановича за кустами. С разбега вбежала на насыпь, чтобы подругам не пришлось вставать с мест.
– Девчата, пока горяченькое.
Первой запустила руку в чугунок Стеша, выхватила оттуда картошку в мундире. Обжигаясь, несколько раз перебросила ее с руки на руку. Варя свой улов перебросила Груне, та по цепочке намерилась передать подарок Зоре, однако егоза фыркнула и отвернулась. Уговаривать или убеждать ее не стали, принялись уплетать картошку, макая в соль в ладошке Натальи.
– Так и не прощает тебя Валентина Иванович, – дуя на желтый картофельный разлом только-только выросшей ранней картошки, пожалела новоиспеченного повара Груня. Каждая работа, конечно, была важна, но одно дело помогать Родине в первых рядах, другое – помогать помогающим…
– Сказала, что быть мне в подсобных рабочих до конца стройки. Так что «железку» как будто и не вела, – смахнув с ладони на ладонь соль Груне, Наталья взяла трамбовку, принялась уплотнять насыпь – первейшее и бесконечное дело любой дорожной стройки.
– Это она боится, что ты опять по привычке начнешь командовать нами, – попыталась успокоить подругу Груня.
– И правильно делает – начну ведь! – согласилась с подозрениями Наталья. – Ладно, мне бежать обратно, обед кипит. Зоря, со мной.
Та даже не повернулась:
– Я тут останусь.
Наталья оглянулась за помощью к подругам, но Стеша махнула рукой – пусть остается. Присмотрим. Разомлев после горячей еды, негромко затянула:
Прощай, любимый город, Уходим завтра в море…
– Варь, как там Василь в морях? Привет хоть раз мне передал?
Варя выпрямила спину и, подобно Зоре, не обернувшись, ответила:
– Не было приветов. Я бы в чугунки на загнетках не прятала.
– Ну и ладно, – согласилась и с таким раскладом Стеша. – Вдали семья больше любится, знамо дело.
Груня поторопилась встрять между соперницами, перевела разговор на общее, больное для всех:
– Я тут подумала: а хорошо, что уже так долго идет война. – Сказала и успокоительно отреагировала на недоуменные взгляды соседок: – Хорошо, хорошо. Ведь у нее же будет когда-то конец? Будет. Поэтому чем дольше она длится, тем ближе победа. Где у меня неправда?