– В чём дело, Бут? Может объяснишь наконец, чего мы ждём?

– Небольшая заминка, Семела, не переживай. Нужно лишь немного подождать, когда Кодр принесёт письмо, с которым ты поедешь в поместье господина Идоменея, чтобы передать его супруге подарок от её племянника. Подарок – это вот этот ребёнок, – Бут указал взглядом на девочку.

– Бут! – завопила Семела, – ты меня обманул!

– В чём?

– Ты обещал, что Левкея покинет Прекрасную Гавань!

– Она её покинет. Разве нет? Усадьба Тритейлион находится за пределами нашего города!

– Всего лишь на противоположной стороне залива! – негодовала женщина.

– Это так, не спорю! Но поместье господина Идоменея – обособленное место. Они живут своей общиной, у них есть свой храм, где свершаются богослужения, они сами проводят праздничные шествия. Супруга господина Идоменея, хоть и вносит значительные суммы в городскую казну, сама уже два года как в Прекрасной Гавани не появлялась и в общегородских праздниках участия не принимала. Городской совет с базилевсом, конечно же, не рад такому повороту, более того, это может быть дурным примером для других, но указать господину Идоменею на то, что жена его пренебрегает городским обществом, никто не посмеет, – делился сплетнями Бут.

В ответ Семела покачала головой:

– Если Исмена узнает…

– Она не узнает, – перебил женщину Бут, – девочка станет воспитанницей хозяйки Тритейлиона и будет проводить всё время подле неё. Она никогда не покинет усадьбу. Даже рабы, отпущенные на волю господином Идоменеем, не желают уезжать из Тритейлиона, так привязаны они к своим господам.

Семела устало слушала работорговца, вчерашний тревожный день, почти бессонная ночь и теперешняя неопределённая ситуация сделали своё дело – у женщины не было больше сил спорить с Бутом.

– Не волнуйся, Семела, – продолжал успокаивать женщину Бут, – отвезёшь письмо и рабыню, а вечером Кодр расплатится с нами.

– А если в Тритейлионе её не примут?

«Если не примут…», – мысленно повторил Бут и перевёл взгляд на девочку, которая оставила попытки достать водяную лилию и, усевшись на край постамента статуи Зевса, грызла яблоко. – «Где она его взяла? Неужели нашла среди даров Тихеи? Нет, всё это неспроста… Неспроста она вернулась к нему…», – Бут не смог припомнить случая, чтобы ему пришлось дважды перепродавать раба. «Если её не примут в Тритейлионе, то я оставлю её себе», – продолжил свой внутренний монолог мужчина. Семеле он ничего не сказал, боясь увязнуть в новых бесполезных спорах.

Крытая повозка медленно катилась по узкой пыльной дороге. Семела охала и хваталась за перекладину, поддерживающую ткань полога, всякий раз, когда повозку подбрасывало на неровностях дороги. Снежка изнывала от любопытства – ей хотелось откинуть занавесь и выглянуть наружу, но старая служанка, опасаясь, что серая дорожная пыль проникнет внутрь кибитки, запретила девочке прикасаться к пологу. За стенами города ветер, ничем не ограниченный, весело гонял по опустевшим полям сухие шары перекати-поля, сквозь истёртую ткань полога можно было разглядеть очертания невысоких холмов, поросших кустарником. Между холмами на небольших участках копошились люди, собирая последний в этом году урожай со своих наделов.

Снежка ощутила во рту привкус пыли, в горле запершило, ей очень хотелось пить, но она не решалась попросить у Семелы флягу с водой. Девочка чувствовала раздражение женщины, было видно, что по какой-то причине ей неприятна эта поездка. Ещё в доме того мужчины, что звали Бутом, маленькая рабыня догадалась, что в школу гетер больше не вернётся, но неизвестность, что ждала впереди, пугала меньше, чем перспектива вновь встретиться с хозяйкой школы и испытать на себе её гнев. Она не поняла не слова из того, что кричала ей красивая синеглазая госпожа. Была только боль и страх, а также желание убежать и спрятаться в укромном месте, где никто её не найдёт. Если бы она могла вырваться из этих сильных цепких пальцев с острыми ногтями, то со всех ног бросилась бы к Пелею, который обещал, что будет просить свою добрую матушку выкупить её.

На этот раз Снежка не потеряла сознание, только белая зыбкая пелена застлала свет, она словно ослепла и оглохла, кто-то привёл её в каморку и положил на пол. Лицо горело, уши пылали огнём, прикосновение щеки к холодному земляному полу принесло небольшое облегчение. Она почти не плакала, потому что от плача боль возвращалась с новой силой. Сколько времени прошло с того дня, как её заточили в чулане до той ночи, когда Семела перенесла её в купальню, девочка не знала. Снежка вздохнула, всё это осталось позади, там, за стенами каменного города – и красивая злая женщина, и дружелюбный синеокий мальчик Пелей.

Когда они только выехали за городские ворота, у юной рабыни мелькнула мысль бежать, неповоротливая Семела нипочём её не догонит, правда, был ещё возница, но он тоже немолод и вдобавок к этому хромает. Мысль о побеге быстро угасла, когда Снежка увидела, что степь отнюдь не безлюдна и за городскими стенами тоже кипит жизнь. В кибитке стало так душно, что Семела не выдержала и откинула полог. По обе стороны дороги тянулись поля, женщина восхищённо зацокала языком. После хлебных полей потянулись огороды, которые сменились стройными длинными рядами виноградников, повозка немного накренилась, дорога шла в гору. Снежка высунув голову из кибитки, увидела внизу участки возделанной земли, мимо которых они только что проехали, края этих участков были удивительно ровными. Они выехали к подножию широкого и высокого холма, Семела повертела головой и удивлённо пожала плечами, местность вокруг была пустынной, даже трава здесь не росла, более того, в некоторых местах женщина разглядела следы огня, словно кто–то специально выжигал землю, чтобы на ней ничего не росло. «Даже камней нет», – пробормотала женщина. Снежка не разобрала того, что сказала Семела, но, кинув взгляд вперёд, пригорюнилась – повозка остановилась у мощных, окованных чёрным железом, ворот. А она так надеялась, что её отвезут в степь! К скифам! Стражник, появившийся в амбразуре четырёхугольной башни, возвышавшейся над воротами, что-то крикнул вознице. Кряхтя, Семела вылезла из повозки, взяв в руки флягу, долго пила, а затем смочила водой платок и обтёрла им лицо, приведя себя в порядок, она вытащила из-за пазухи небольшой свиток и помахала им. Раздался лязг замка, в воротах открылась маленькая узкая дверца, выпустив наружу двух вооружённых рабов. Они осторожно приблизились к повозке, один из мужчин заглянул внутрь кибитки, второй в это время забрал у возницы кинжал и короткое копьё. Разоружив возницу и убедившись, что гости не представляют для них никакой опасности, они повернулись к Семеле, но свиток из её рук не взяли.

Молодой раб из управляющих, долго крутил в своих руках послание Агафокла, осмотрел со всех сторон печать, чтобы убедиться, что письмо не вскрывали. Он был в некотором замешательстве и не знал, как поступить, хозяин не дозволял никого принимать в Тритейлионе во время своего отсутствия, исключение делалось только для господина Агафокла – племянника госпожи. Как быть, если господин Агафокл не приехал, но прислал женщину с письмом, которая утверждает, что привезла для госпожи подарок. Разумеется, визит пожилой женщины с ребёнком не может угрожать мирной жизни поместья, но всё же молодому человеку не хотелось нарушать приказ господина Идоменея. Нужно было что-то решать. Раб приложил два пальца к губам и свистнул, из-за деревьев выбежал худенький смуглый мальчик лет семи, в руках он держал щенка.