Однако узнать, где именно находится сейчас Илларионов, когда вернется в Нижний и вернется ли вообще, никак не удавалось. И Эмма решила, что пора поближе познакомиться с Людмилой Дементьевой. Очень может быть, что их отношения с Илларионовым настолько хороши, что она все знает о нем и его намерениях. Конечно, не исключено, что Дементьева всего лишь какая-нибудь сослуживица и звонок ей был случайным. Однако Эмма была убеждена: встреча с Людмилой приблизит их к цели.

Роман верил Эмме и скоро понял, что интуиция снова ее не подвела. Словно бы черти ворожили ей! Все, что ей стоило предположить, немедленно воплощалось в жизнь. Иной раз Роману начинало казаться, что Эмма просто играет в поддавки – и с ним, водя его за нос, изображая неведение, хотя заранее прекрасно осведомлена обо всех персонажах этой истории; и с судьбой, разыгрывая страх перед завтрашним днем, хотя способна угадать, как будут развиваться события; и даже с собственным отражением в зеркале, перед которым она отрабатывает эту беспомощную гримаску наивной девочки, хотя гораздо больше пристала бы ей маска женщины-вамп, искушенной, хитрой…

Стервы?

Нет.

Да.

Эмма слишком сложна и непредсказуема, чтобы ее можно было определить одним словом. В одном можно быть уверенным: без нее Роман ни за что не очутился бы там, где он очутился.

А где он, кстати сказать, очутился? Вообще где он, куда пропал? Кое-кого это очень интересовало.

Сначала Фанни стояла на тротуаре на рю де Прованс под окнами массивного серого здания страхового агентства «Кураж» и делала вид, будто кого-то ждет. На самом деле глаза ее были прикованы к одной из дверей напротив. Синяя дверь с черной чеканкой, рядом табличка с цифрой три и кодовый замок.

Фанни жадно ждала: вот-вот появится Роман! Появится, увидит ее и скажет, что у матери случился сердечный приступ, она всю ночь была на грани жизни и смерти, поэтому он не мог прийти, а портабль сломался, вот он и не позвонил. Или скажет, что на дом напали исламские террористы и держали жильцов в заложниках. Или инопланетяне блокировали входы и выходы своими тарелками и глушили звонки. Или трубы прорвало, и они с матерью всю ночь боролись с разбушевавшейся стихией, чтобы не затопило нижних жильцов, а аварийная бригада все никак не ехала. Да какая разница, что он скажет? Фанни всему поверит, самому неуклюжему вранью, потому что ничто не имеет значения, кроме одного: узнать, что Роман здесь, у матери, а не где-то там, куда могла увезти его Катрин.

С чего она это взяла, непонятно, однако Фанни была уверена, что Романа увезла Катрин. Наверное, нужно было поехать на бульвар Сен-Мишель, где Катрин устроила себе студию. Разумеется, по большей части она жила в огромной квартире Лорана возле парка Монсо, на авеню Ван-Дейк, но вряд ли она притащит туда молодого любовника. Нет, она будет держать Романа в своем гнездышке для тайных утех.

Минутами Фанни не сомневалась, что догадка ее верна. Минутами ужасалась и готова была проклинать себя за эти мысли. Как она может так думать о Романе, как может считать его продажной тряпкой? Нет, он не свяжется с Катрин, он ведь знает, какую боль эта тварь причинила Фанни, а Фанни ему дорога, он сам говорил!

И ты верила его словам?

Фанни прижала ко лбу стиснутые руки. Ее знобило: конечно, здесь на ветру она топчется уже давно. Дура, почему она не воспользовалась минутой и не ворвалась в подъезд, когда кто-нибудь выходил? Побоялась, что поднимется и не застанет Романа? Побоялась встретиться с его матерью? «Нет, я не знаю, где мой сын. А кто вы такая? Ах, его подруга. А давно ли вы, дорогая подруга, вспоминали год вашего рождения?»

Ерунда. Ничего Фанни не боится, никакие оскорбления не имеют для нее теперь значения. Она не входила, чтобы не лишать себя надежды увидеть, как Роман выходит из этой двери. Но время шло…

Впрочем, еще рано, только половина девятого. Роман любит долго спать, вот и сейчас он спит.

Где спит? Совсем рядом, в комнатенке под крышей на какой-нибудь раскладной кровати? Или на широченной постели Катрин под зеркальным потолком?

Мещанка! Черное шелковое постельное белье, зеркальный потолок, канделябры, достойные украшать коридоры Лувра… Проклятая кукла с убогими вкусами! Но такая роскошная, такая бесстыжая, такая богатая! Если это Катрин увезла Романа, Фанни убьет ее. Она на все готова, только бы вернуть его. А если не удастся, убьет Катрин. Убьет Катрин и Романа, а потом себя.

Нет, лучше с себя начать. Тогда удастся освободиться сразу.

Фанни с ужасом обхватила руками плечи. Что с ней? Стоит на ветру посреди улицы и жаждет смерти. А чего ей жаждать? На что оглядываться? На прежнюю одинокую жизнь? Какое у нее может быть будущее без любви? Состариться и уподобиться тетушке Изабо, которая по воскресеньям ходит в маленький парк для детей у церкви Сен-Медар, садится там на лавочку и принимает вид заботливой бабули, наблюдающей за внуками? Надо видеть выражение ее лица! Все дети, которые катаются на горках, бегают, пинают мячи, лепят пироги из песка – ее воображаемые внуки. Она смеется, когда смеются они, она всплескивает руками и срывается со скамейки, когда они падают, но тотчас спохватывается и снова садится, смирно сложив на коленях руки…

Зачем такая жизнь, такая старость? Зачем вообще старость? Умереть сейчас, пока на твое мертвое лицо еще можно взглянуть с сожалением.

Почему Фанни не взяла с собой какой-нибудь нож? Сейчас вскрыть себе вены, привалиться к стенке страхового агентства «Кураж» и тихо истекать кровью, вспоминая глаза Романа, губы Романа и напевая, как напевала ему:

Шум улицы отсекло от Фанни, обморочная слабость навалилась на нее, словно бы жизнь, ну да, словно не день, а сама жизнь медленно уходила от нее – медленно, как по бархату…

И вдруг как будто кто-то схватил ее за плечи и встряхнул: к дому номер три быстрым шагом приближалась женщина.

Узкие джинсы, простая бежевая куртка, темно-русые волосы небрежно причесаны, лицо усталое. Носом уткнулась в большой шарф, обмотанный вокруг шеи, руки втянуты в рукава куртки. Громко стучат по тротуару каблуки черных туфель.

Сначала Фанни, как в бреду, отметила, что у нее самой на ногах точно такие же туфли из магазина Minelli. Потом сообразила: да это же она! Та самая женщина, которую Фанни видела наверху, в комнатах для прислуги. Мать Романа, Эмма. Странно, откуда это она возвращается так рано утром?

А впрочем, какая разница. Может быть, у нее ночная работа. Не в этом сейчас дело.

Фанни ринулась через дорогу.

– Мадам! Одну минутку, мадам!

Женщина обернулась. На лице безразлично-приветливое выражение.

– Бонжур. Что вам угодно?

– Вы мать Романа? – выпалила Фанни.