Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А это еще зачем? – посасывая мелкими глотками пиво, интересуется Боксер. На установку палаток он потратил не более десяти минут. Удивительно даже, в прошлый раз Федя с одним из бывших Нинкиных приятелей два часа провозились.
– На углях запечем.
– А… прикольно. В детстве мне такая штука нравилась.
Костер возмущенно шипит и плюется паром, когда Федя в очередной раз гасит маринадом попытку огня вырваться из углей и сжечь сочащиеся несравненным ароматом куски мяса.
– Скоро? – спрашивает Нинка, шумно сглатывая. У меня самой, признаться, полон рот слюны. Уж очень запахи аппетитные.
– Да еще с полчаса. – Голос Феди звучит неуверенно. – Пускай мясо малость потомится, дойдет – нежнее будет.
– Ясно. Где там наши стопочки, – отставив пиво, тянется за коньяком Боксер.
– Мясо еще не готово, – протестую я.
– Вот и выпьем за то, чтобы оно быстро, а главное, вкусно приготовилось.
Слабо сопротивляясь, принимаю стопку и послушно глотаю ее содержимое.
– Остатки сладки, – говорит Боксер, бросая пустую бутылку в пакет для мусора.
Все достают по сигарете и закуривают. Я стреляю у Нинки одну из ментоловых, тонких, как спичка, сигареток и, помяв в пальцах, нюхаю. Приятно. Пробовала курить – не понравилось. А вот аромат ментоловой сигареты нравится.
Откинувшись на локти, любуюсь озером. Шелестит камыш, лениво лижет берег набегающая волна, плещется рыбка, в заводи на противоположной стороне подбирает ряску семейство уточек. Мама и несколько крох – пушистых комочков размером с детский кулачок.
Идиллия.
Еще бы противный комар не зудел на ухо.
Пытаюсь прихлопнуть настырного. Без результата. То ли я слишком медленная, то ли он слишком быстр.
Тем временем доходят шашлыки, о чем и сообщает Федор, проворно перекладывая гнущиеся под весом мяса шампуры на большое блюдо. Специфический аромат игриво щекочет ноздри.
– Вот сейчас под шашлычок и выпьем, – потирает руки Максим.
– Может, под мясо вина откроем? – намекает Нинка.
– Вино, – поправляю я.
Да только кто меня слушает…
– Легко.
Одна бутылка меняется на другую. Но и коньяк далеко не отставляется. Пускай будет под рукой – его время скоро придет.
Рубиновая жидкость наполняет стаканы.
– Предлагаю тост, – провозглашает Федя, делая намек на попытку подняться на ноги.
– Давай, давай!
– Выпьем же за нас с вами и черт с ними!
– Выпьем.
После коньяка вино кажется сладким. Пьется как компот. Одним длинным глотком.
А шашлык щекочет ноздри ароматом, брызжет соком на зубах…
– Вкуснотища! – закатывает глазки Нинка.
– У… у… – с полным ртом соглашаюсь я.
Опустевшие стаканы вновь полны.
Очередная бутылка со звоном исчезает в темной утробе мусорного мешка.
– Давайте выпьем этого вина за столь много… ого… огобещающее начало этого чудесного вечера.
– Это же вроде бы не вино, а коньяк, – уточняю я.
– А разница? – философски замечает Нинка, пытаясь удержать в руке одновременно и опустевший шампур, и дымящуюся сигарету.
– Вино и коньяк суть одно, – демонстрирует несвойственную ему глубину мысли Боксер, – нектар богов.
Мелкими глотками, но поразительно быстро опустошаю стакан.
От выпитого в голове гудит, лицо словно немеет.
«Да ты, девочка, пьяна, – говорю сама себе, – с тебя на сегодня хватит».
Рядом, покачиваясь из стороны в сторону, сверлит взглядом пустой стаканчик Федя.
– Ой! – неожиданная мысль заставляет меня подпрыгнуть.
– Что случилось?
– Картошка.
– Что картошка? – уточняет Федя, не отрывая взгляда от стакана. Нинка поднимает заинтересованный взгляд. Боксер же полностью поглощен делом – его рука интенсивно исследует содержимое топика подруги. Эластичная ткань и глубокое декольте не оказывают особого сопротивления, а подруга и подавно. Лишь кокетливо похихикивает.
– Мы забыли ее в угли закопать.
– Завтра, – отмахивается Максим, на миг прервав занятие. – Сегодня ее все равно уже никто есть не будет.
– Угу. Мяса еще – просто завались. – Федя протягивает мне ополовиненный шампур. – Возьми еще кусочек.
– Не лезет.
– Дать вина?
– Не хочу.
– Значит, коньячка?
– С меня хватит. – Я решительно отказываюсь.
– Давай хотя бы пивка.
– Я лучше воздухом подышу.
– Зря. А мы еще по маленькой накатим. Нин, будешь?
– А, – машет рукой подруга, – наливай.
– Вот это правильно, это по-нашему.
Штормит балла на три-четыре, но я, словно взаправдашний матрос, уверенно придерживаюсь выбранного курса.
– Ква! – возмутился лягушонок, уступая место.
Смахнув ладонью пыль, я пристраиваюсь на нависающем над водой валуне, словно сестрица Аленушка.
Плещет ласкающая прибрежные камни волна, сверлит укоризненным взглядом затаившаяся среди ряски лягушка, потрескивает костер. Ощущение вселенской гармонии наполняет каждую клетку организма. В такие минуты отдыхаешь не только телом, но и душой. Отступили куда-то на задний план липкие прикосновения похотливого приятеля, изнуряющая жара пропеченного вдоль и поперек города. Вот он – счастливый миг единения с матушкой-природой.
Так бывает только летом. Вечер тянется бесконечно долго. А потом, как по мановению волшебной палочки, в один миг замечаешь, что уже наступила ночь. Глубокая, безмятежная. Небо пронзительно чистое, бескрайне прозрачное, ни одного облачка, лишь тающий след реактивного самолета у края горизонта. Над головой сияет полный диск луны, и искрятся россыпью драгоценных камней необыкновенно крупные звезды.
Запрокидываю голову… и замираю, захлебнувшись восторгом.
Красотища!
Вот так бы раскинуть крылья, оттолкнуться… и взмыть в небеса.
Но, увы, создатель наделил человека лишь крыльями вдохновения, которые способны увлечь в полет разве что воображение, но не грешное тело.
– А ты чего тут делаешь? – интересуется Нина, приближаясь. Язык ее при этом, даже на слух ощущается, принимает сигналы мозга с трудом. – Совсем одна…
– Воздухом дышу.
– И как?
– Что как? – Суть вопроса ускользает от меня.