– Как воздух? – уточняет подруга, отгоняя комара.

– Чистый.

– Разбавь, – протянув бутылку коньяка, предлагает Нинка.

Вообще-то я предпочитаю вино, иногда могу выпить несколько глотков чего покрепче. Того же коньяка, к примеру. Однако перескакивать с градуса на градус вверх-вниз несколько раз – это глупость.

Но я уже, кажется, упоминала о генетической тяге к свершению неумных поступков…

– Смелее.

Вздохнув, делаю глоток. Терпкий напиток проскальзывает по пищеводу на удивление легко. Привычно, словно проторенной дорогой.

– Эх, – закуривает подруга. – Хорошо-то как!

– Хорошо.

– Еще глоток?

– Давай.

В голове приятно гудит, внутри что-то тает, делая окружающий мир лучше, чем на самом деле.

– Пьянствуем? – бросив на землю покрывало, интересуется Федя. Его глаза маслянисто блестят, а на губах играет хитрая улыбка.

– Да ни в одном глазу! – праведно возмущается Нинка. И сразу глупо хихикает, портя эффект. – Подтверди, Анастасия.

– Подтверждаю.

Парень опускается на покрывало и предлагает:

– Присаживайтесь.

Нинка стремительно плюхается на задницу, едва не повалившись на спину. Осторожно опускаюсь возле нее.

Противно пищит комар, созывая собратьев на пир. На самом деле назначение у писка другое, это я из передач о природе усвоила. Но знание – одно дело, а чувства – совсем иное. Ощущаю себя эдаким первым блюдом, если не десертом на комарином столе.

Подходит Максим. В руках самокрутка, напоминающая неровно скрученную «козью ножку».

– Пыхнем? – предлагает он, опускаясь прямо на прибрежную гальку.

Федя нерешительно мнется:

– Это ведь травка?

– Она самая. Классная.

Нинка пожимает плечами:

– А надо?

– Надо. Мозги прочистит. Будешь? – поворачивается ко мне Боксер.

– Я – пас, – категорично отказываюсь.

– Зря. Жалеть будешь. Решайтесь. Нинок?

– Давай, – кивает подруга, озираясь в поисках чего-либо, способного заменить пепельницу.

Я неодобрительно качаю головой, но не отговариваю. Я ей не мать. У самой голова на плечах для подобных решений имеется. И мягкое место тоже – для ответа за последствия неправильного выбора.

– Немного разве что, – уступает Федя.

– Курите, а я не буду. И вам не советую, – повторяю я.

Нинка смотрит на меня и произносит:

– Как это ты не вспомнила о соответствующих статьях Уголовного кодекса…

– Наверное, пьяна, – улыбается Федя, пытаясь дотянуться до моей задницы.

Увернувшись, пересаживаюсь на валун. За день камень прогрелся, и теперь замшелая поверхность приятно ласкает кожу. Как это я раньше этого не заметила?

Прикурив от зажигалки, Боксер глубоко затягивается и, задержав дыхание, передает самокрутку Нинке.

Она осторожно втягивает дым. И тотчас заходится в кашле.

Подавляю инстинктивное желание похлопать по спине. В данном случае не поможет, в детстве бить нужно было и не по спине, а ниже…

Максим улыбается одними глазами и с силой выдыхает. Дым вырывается вместе с лающим кашлем.

Невольно морщу нос, воняет резко и неприятно. Жженой резиной.

Взяв протянутую самокрутку, Федя с неуверенной улыбкой затягивается.

Не выдержав, произношу:

– Ученые установили, что при курении марихуаны, или конопли, если по-нашему, какие-то там сосуды в мозгу сперва расширяются, а потом сжимаются больше, чем были изначально. И в нормальное состояние возвращается нескоро. Так что если часто курить – мозг не успевает восстанавливаться и…

Ребята переглядываются и ржут, давясь кашлем.

– Что смешного? – насупилась я. Но вызвала лишь еще один приступ дикого хохота.

Обидевшись, поворачиваюсь лицом к озеру и смотрю на покрытую рябью серебристую поверхность. Рыбацкая лодка сместилась ближе к нашему берегу, однако активной ловли не наблюдается – удочки неподвижны. Рыбак там хоть не помер? Тьфу ты! Лезет в голову всякая чушь. Напился, наверное, вот и дремлет себе. К единению с природой каждый идет своим путем.

Некоторое время царит тишина, нарушаемая регулярными попытками комаров прорвать глухую оборону.

Дзз…

Шлеп, шлеп!

Наконец Максим потягивается и, вскочив на ноги, направляется к костру.

Вернувшись с парой шампуров, он протягивает их:

– Прошу.

Тотчас две руки срывают со стальной полоски ароматные куски свинины.

Куда им только лезет?

Некоторое время комариный писк не слышен за громким чавканьем. Ребята работают челюстями с интенсивностью хороших мясорубок.

Первой довольно переводит дух Нинка.

– Кажется, накушалась.

Отсмеявшись, Федя и Максим доедают мясо и, воткнув опустевшие шампуры в землю, растягиваются на земле.

С противоположной стороны озера доносится ритмичное буханье клубной музыки.

– Кто-то веселится, – замечает Федя.

– Может, эти, которые на «Газели», – предполагаю я. – Пофигист с компанией.

– Может.

– Включить музыку? – интересуется Максим.

– Ну ее, – отмахивается Нинка. – Танцевать не хочется.

– Не хочется, – подтверждает Боксер.

– Может, спать?

– Рано.

– Что-то жарко, – произносит Нинка, подмигивая мне и неспешно вставая. – Может, искупнемся?

И не дожидаясь ответа, принимается раздеваться. Топик летит на замшелый валун, свернувшись крохотным зверьком загадочной расцветки. За ним следует юбочка.

– Кто со мной?

Нинка грациозно изгибается, демонстрируя выгодно подсвеченное лунным светом тело, едва прикрытое тремя небольшими треугольниками ткани: пара верхних скрывает с небольшим запасом соски, а нижний позволяет рассмотреть отсутствие растительности на лобке.

– Все, – басит Боксер, втаптывая окурок в землю. – Предлагаю поиграть в салочки. Не бултыхаться же без толку.

– Я – за! – вскидывает руку Федя. Он уже стянул майку и теперь возится с шортами, пуговицы не даются в руки. Выпитое безжалостно прокатилось по вестибулярному аппарату, оставив после себя разрушения и хаос. Здравый смысл пал в борьбе с алкоголем первым.

Сбросив сарафан, подхожу к прибрежной полосе и пробую ногой воду.

– Свежо.